- Tytuł:
-
«Слово» и «дело» преподобного Паисия Величковского: к 300-летию со дня рождения подвижника
The “Word” and “Deed” of St. Paisius Velichkovsky: On the 300th Anniversary of the Ascetic’s Birth
„Słowo” i „dzieło” błogosławionego Paisjusza Wieliczkowskiego: na okoliczność 300-lecia urodzin - Autorzy:
- Krivolapov, Vladimir
- Powiązania:
- https://bibliotekanauki.pl/articles/31342715.pdf
- Data publikacji:
- 2022-09-14
- Wydawca:
- Katolicki Uniwersytet Lubelski Jana Pawła II. Towarzystwo Naukowe KUL
- Tematy:
-
rozłam
książki
ascetyzm
żywot
autobiografia
klasztor
Mołdawia
Rzeczpospolita
powieść awanturnicza
split
books
asceticism
life
autobiography
monastery
Moldavia
Polish-Lithuanian Commonwealth
adventure novel - Opis:
-
К XIX в. пути европеизированной, секулярной России и народной «Святой Руси» окончательно разошлись. Н. Бердяев рассуждал о том, что Серафим Саровский и А.С. Пушкин были современника, но не знали друг о друге и не испытывали потребности узнать. Вместе с тем во второй половине XVIII в. в монастырях Молдавии подвизался человек, о котором почти наверняка слышал Пушкин и сочинения которого внимательно читал св. Серафим. Звали его Паисий Величковский (1722-1794) и он в своей деятельности наметил пути преодоления имевшего место «раскола». Ученики преп. Паисия находили пристанище в российских монастырях, его сочинения и переводы святоотеческих текстов пользовались исключительной популярностью в монашеской среде, а его последователя взрастили оптинское старчество – феномен, ради которого в Оптиной пустыни перебывали почти все литературные классики от Гоголя до Пришвина. Автора настоящей статьи интересует прежде всего Паисий как автор собственной автобиографии. Помимо этого текста, существуют несколько вариантов жития подвижника, созданных либо его учениками, либо учениками его учеников. Автобиография нисколько не напоминает житие, в жанровом отношении это скорее авантюрный роман, тогда как житие Паисия, написанное его учеником Митрофаном, в полной мере соответствует агиографическому канону. Паисиевы тексты, сведенные в единый корпус, дают представление не только о личности подвижника, но и о встрече двух литературных систем: той, что всё ещё тяготела к традициям Средневековья, и той, что вдохновлялась Новым временем. Сама личность Паисия гармонично сочетала в себе черты, традиционные для монаха-аскета (эталонной фигуры для русского Средневековья), и те, что «изобличали» в нём человека динамичного XVIII столетия. Автор статьи убеждён, что не только наследие святого Паисия, но сам его образ являет воплощённый ответ на вопрос о путях преодоления «раскола».
W początkach XIX wieku ostatecznie rozeszły się drogi zeuropeizowanej, sekularnej Rosji i ludowej “Świętej Rusi”. Nikołaj Bierdiajew wspominał, że Serafim Sarowski i Aleksander Puszkin żyli w jednym czasie, lecz nie wiedzieli o sobie nawzajem i nie mieli potrzeby się poznać. A jednocześnie w drugiej połowie XVIII wieku w klasztorach mołdawskich pojawił się człowiek, o którym zapewne słyszał Puszkin i którego pisma z uwagą czytał św. Serafim. Nazywał się Paisjusz Wieliczkowski (1722-1794) i w swojej działalności określił drogi pokonania rozłamu. Jego uczniowie znajdowali miejsce w rosyjskich klasztorach, jego utwory i translacje cieszyły się niezwykłą popularnością w środowisku zakonnym, a jego następcy przywrócili fenomen Pustelni Optyńskiej, do której przybywali wszyscy klasycy literatury – od Gogola do Priszwina. Autora niniejszego tekstu interesuje Paisjusz jako autor własnej biografii. Istnieje kilka wariantów żywota tego błogosławionego, stworzonych przez jego uczniów. Autobiografia nie przypomina żywotu, pod względem gatunkowym to raczej powieść awanturnicza, podczas gdy żywot Paisjusza, spisany przez jego ucznia Mitrofana, w pełni odpowiada kononowi hagiograficznemu.
By the 19th century, the paths of Europeanised, secular Russia and the people’s “Holy Russia” had finally diverged. Nikolai Berdyaev reasoned that Seraphim of Sarov and Alexander Pushkin were contemporaries, but did not know about each other as they lived in separate worlds, that of literature and that of holiness. However, at the same time, in the second half of the 18th century in the monasteries of Moldavia, there was a man about whom Pushkin almost certainly heard and whose writings were carefully read by St. Seraphim. His name was Paisius Velichkovsky (1722-1794) and in his work he outlined ways to overcome the “split” that had taken place. The disciples of Paisius found refuge in Russian monasteries, his writings and translations of patristic texts enjoyed exceptional popularity among the monastic community, and his successors revived the phenomenon of the Optina eldership, as a result of which almost all literary classic writers from Gogol to Prishvin visited the Optina Monstery. The author of this article is primarily interested in Paisius as the author of his own biography. In addition to this text, there are several versions of the life of this ascetic, composed either by his disciples or by the disciples of his disciples. The autobiography does not resemble a life at all; in terms of genre, it is rather an adventure novel, whereas the life of Paisius, written by his disciple Mitrofan, fully corresponds to the hagiographic canon. The Paisian texts, combined into a single corpus, give an idea not only about the personality of the ascetic, but also about the meeting of two literary systems: that which still gravitated towards the traditions of the Middle Ages, and that which was inspired by the Early Modern Period. The personality of Paisius harmoniously combined those features traditional for an ascetic monk (a reference figure for the Russian Middle Ages), and those that revealed in him a dynamic 18th‑century man. The author of this article is convinced that not only the legacy of Saint Paisius, but also his image, is the embodied answer to the question of how to overcome the “split”. - Źródło:
-
Roczniki Humanistyczne; 2022, 70, 7; 309-324
0035-7707 - Pojawia się w:
- Roczniki Humanistyczne
- Dostawca treści:
- Biblioteka Nauki
Artykuł