Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

Wyszukujesz frazę "Eugene Onegin" wg kryterium: Temat


Wyświetlanie 1-3 z 3
Tytuł:
Роман-пародия „Мой дядя” Н. Г. Кузьмича и пушкинский роман в стихах "Евгений Онегин"
The Parodic Novel „My Uncle” by N. G. Kuzmich and Pushkin’s Novel in Verse „Eugene Onegin”
Autorzy:
Warda, Anna
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/651252.pdf
Data publikacji:
2019
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Tematy:
А. С. Пушкин
Н. Г. Кузьмич
«Лодзинский листок»
„Мой дядя”
„Евгений Онегин”
Alexander Pushkin
„Eugene Onegin”
„My uncle”
„Lodzinskiy listok”
N.G. Kuzmich
Opis:
The article is devoted to a reworking of Pushkin’s novel in verse Eugene Onegin that was effected in Lodz in 1896. The work, entitled Moi dyadya [My Uncle], was penned by one N. G. Kuzmich (which probably was a pseudonym) and published in „Lodzinskiy listok”, a Russian-language newspaper issued in Lodz. The parodic novel is set in Lodz, and its protagonists are: the uncle, Tatiana and Evgeny. The piece offers a reflection of the realities of the industrial Lodz of the 19th century, as well as hints at Pushkin’s famous work.
Статья посвящена «лодзинской» переработке романа в стихах А. С. Пушкина Евгений Онегин. Произведение под названием Мой дядя было создано Н. Г. Кузьмичем (вероятно это был псевдоним) и опубликовано в 1896 году в издаваемой в Лодзи на русском языке газете «Лодзинский листок». Действие романа-пародии разыгрывается в Лодзи, а его героями являются: дядя, Татьяна и Евгений. В произведении находим отражение реалий промышленной Лодзи XIX века, а также намеки на знаменитый роман А. С. Пушкина.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2019, 12; 51-63
1427-9681
2353-4834
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Между «полезным» и «неполезным» чтением: М. И. Воскресенский на пути к “Евгению Онегину” А. С. Пушкина
Between the ‘Useful’ and the ‘Unprofitable’ Reading: Mikhail Voskresensky and Pushkin’s “Eugene Onegin”
Autorzy:
Вершинина, Наталья
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/968487.pdf
Data publikacji:
2015
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Tematy:
вымысел
классика
«неполезное чтение»
«серьезная словесность»
пародия
имитация
"Евгений Онегин" А. С. Пушкина
"Евгений Вельский" М. И. Воскресенского
fiction
classics
‘serious literature’
parody
imitation
‘unprofitable reading’
Pushkin
"Eugene Onegin"
"Eugene Velsky"
Mikhail Voskresensky
Opis:
В статье на материале стихотворного романа М. И. Воскресенского “Евгений Вельский” (1828–1832) прослеживается типология движения литературы «второго ряда» к освоению классической словесности – средствами пародии и подражания, с одной стороны, и лирической переработки материала – с другой. Развивается мысль о закономерности неоднозначной рецепции “Евгения Онегина” А. С. Пушкина в его «двойнике» – “Евгении Вельском” М. И. Воскресенского. Показано, что таким образом получает развитие концепция проф. Э. Малэк о «контрапунктном» движении литературы XVII–XVIII вв. «от пользы к забаве и утехе». «Разделение» писательских предпочтений на области «серьезной» и «развлекательной» словесности оказывается «затруднительным» в рамках процесса развития классики и беллетристики в их постоянном взаимодействии.
On the material of the novel in verse “Eugene Velsky” (1828 – 1832) by Mikhail Voskresensky the author of the paper traces the dynamics of how ‘second-rate’ literature assimilates the achievements of the classics – by means of parody and imitation on the one hand, and by lyrical processing of the material – on the other. The author puts forward the idea that the ambiguous reception of Pushkin’s “Eugene Onegin” in its ‘double’ “Eugene Velsky”, is a regular phenomenon. In his transposition of “Onegin” Voskresensky applied techniques of writing typical of the ‘easy reading’ literature, but he could not reconcile them with the universal humanist reflection which he also included. Aware of the imperfection of his poetic experiments, Voskresensky sought to support his endeavours with the authority of the great poet himself, by referring to the human right to leave behind an ‘inconspicuous trail’, mentioned in “Onegin”. Thus, the case in hand corroborates Eliza Małek’s thesis about the ‘counterpoint’ character of the development of literature, ‘from the beneficial to the amusement and fun.’ The differentiation in writers’ preferences between the fields of ‘serious’ and ‘entertaining’ literature proves ‘difficult’ within the framework of the dual process of the development of the classics and low-brow fiction in their constant interaction.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2015, Zeszyt specjalny 2015; 227-234
1427-9681
2353-4834
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Granice ironii – granice iluzji. O ontologii postaci w „Eugeniuszu Onieginie” Aleksandra Puszkina i Piotra Czajkowskiego
The Borders of Irony – the Borders of Illusion. On the Character Ontology in Alexander Pushkin’s and Pyotr Tchaikovsky’s “Eugene Onegin”
Autorzy:
Borkowska-Rychlewska, Alina
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/2135484.pdf
Data publikacji:
2022-09-30
Wydawca:
Uniwersytet im. Adama Mickiewicza w Poznaniu
Tematy:
Eugene Onegin
Alexander Pushkin
Pyotr Tchaikovsky
digressive poem
romantic irony
stage illusion
Opis:
The article presents the characteristics of the romantic irony employed in Alexander Pushkin’s digressive poem Eugene Onegin and Pyotr Tchaikovsky’s opera titled alike. The analysis of selected fragments of the libretto which were based on the verses constituting the digressive (rather than storytelling) layer of Pushkin’s work allow one to conclude that the operatic version of Onegin expresses exactly the same kind of romantic irony which was used by the romantic poet. The authors of the libretto achieved something typical of Pushkin’s irony – a flow of the border between illusion and disillusion and an effortless crossing of the dialectic borders of time and space. They did so by multiplying and splitting into layers the “I” of the main character which functions both in the dramatic plane and beyond it, taking over the functions which in Pushkin’s text were performed by the narrator.
Źródło:
Poznańskie Studia Polonistyczne. Seria Literacka; 2022, 42; 137-155
1233-8680
2450-4947
Pojawia się w:
Poznańskie Studia Polonistyczne. Seria Literacka
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
    Wyświetlanie 1-3 z 3

    Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies