Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

Wyszukujesz frazę "Казус Кукоцкого" wg kryterium: Temat


Wyświetlanie 1-1 z 1
Tytuł:
Феномен молчания в современной русской прозе (романы Евгения Водолазкина, Людмилы Улицкой и Гузель Яхиной)
Autorzy:
Szabó, Tünde
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/2034846.pdf
Data publikacji:
2021-12-23
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Tematy:
антропология молчания
трансцендентное
отказ от постмодернизма
Дети мои
Лавр
Казус Кукоцкого
the anthropology of silence
transcendence
rejection of the postmodern
Laurus
The Kukotsky Enigma
Deti moi
Opis:
Характерная для классической русской литературы тема молчания играет важную роль и в современной русской прозе. В романах Е. Водолазкина Лавр, Л. Улицкой Казус Кукоцкого и Г. Яхиной Дети мои, при всей разнице сюжетов, различии эпох и судеб героев в изображе- нии и осмыслении феномена молчания много общего. В первой части статьи рассматриваются общие моменты, связанные с интригой, хро- нотопом и с проблемой коммуникации. В основе сюжета каждого романа – история вели- кой, но обреченной любви. В трагичности любви виновен сам герой, который впоследствии пытается искупить свою вину и, таким образом, сохранить любовь в себе. Причиной, по- влекшей за собой молчание героев – средневекового лекаря Арсения, жены московского ги- неколога Елены Кукоцкой и поволжского немца учителя Баха – во всех трех произведениях служит пережитое ими насилие. Пространственным атрибутом молчания является пери- ферийное место, имеющее символическую окраску. Особую мифопоэтическую функцию выполняет при этом один из главных пространственных элементов трех сюжетов – вода. Каждый из молчащих героев переживет определенный мистический опыт, в котором нару- шается линейность времени, доминирующая в изложении их жизненного пути. Молчащие герои характеризуются и своим особым отношением к языку и культуре. Устную речь они заменяют жестами и письменным языком, а их приобщенность к культуре служит, как пра- вило, исходной точкой для параллелей с литературной традицией. Все эти общие особенности трех сюжетов во второй части статьи осмысляются с точ- ки зрения антропологии молчания и с позиции постмодернизма. На основе этого делается вывод, что в изображении феномена молчания все три автора далеки от положений постмо- дернизма, как в антропологическом, так и в эстетическом плане. С одной стороны, в образах молчащих героев возобновляется чуждое для постмодернизма представление о человеке, характерное для христианской и картезианской традиции. С другой стороны, в противовес постмодернистским высказываниям о роли автора литературных произведений, в каждом из трех романов авторская позиция – всезнающая, автор берет на себя задачу смыслопорож- дающего и языкового центра.
Silence, a characteristic theme in Russian literature, also plays a significant role in contemporary Russian fiction. Yevgeny Vodolazkin’s Laurus, Lyudmila Ulitskaya’s The Kukotsky Enigma and Guzel Yakhina’s Deti moi [‘My Children’] share several features in their representation of the phenomenon of silence, despite the manifold differences in the plots, the periods in which they are set and in the characters. The first part of the paper explores the components of the three works that establish connections between silence and the conflict, the chronotope and the issue of communication. In each case the plot focuses on the story of a deep but doomed love. It is the protagonist that is responsible for the love’s tragic end and will later try to redeem his or her sin and thereby preserve love in themselves. In all the three works, the reason for the silence of the protagonist – Arseniy, a mediaeval healer, Yelena Kukotskaya, the wife of a gynaecologist from Moscow, and the teacher Bach, a Volga German – is the violence they have had to endure. The spatial attribute of silence is a place on the periphery, which assumes a certain symbolic meaning. In each of the plots, water becomes a very significant spatial element, and it assumes a distinctive mythopoetic function. All three protagonists partake in some mystical experience in which linear time, which plays a dominant role in the depiction of their progression through life, is eliminated. The silent characters also stand out from their environment because of their special connection with language and culture. They replace speech with gestures and writing, and their connection with culture becomes a starting point for certain parallels with the literary tradition. In the second part of the study the common features of the three plots are examined from the point of view of the anthropology of silence and in the perspective of postmodernism. On the basis of this, the author of the paper concludes that none of the three writers are postmodern in the way they describe silence, in terms of either anthropology or aesthetics. Firstly, the image of the human which they revive is characteristic of the Christian and the Cartesian tradition, and alien to the postmodern. Secondly, contrary to the way the function of a literary author is conceptualised in postmodernism, in all the three novels the writers adopt an omniscient position, that is, they embrace the role and responsibility of a centre of sense-making and language.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2021, 14; 231-246
1427-9681
2353-4834
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
    Wyświetlanie 1-1 z 1

    Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies