Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

English (EN)·Polski (PL)·Yкраїнський (UK)
Przejdź do strony domowej biblioteki Centralna Biblioteka Wojskowa Link otwiera się w nowym oknie Logo biblioteki Prolib Integro - strona głównaCentralna Biblioteka Wojskowa

Wyszukujesz frazę "Grabowski, Tomasz" wg kryterium: Autor

  Lista filtrów

Dostawca treści

Podbaza

Wyrównaj
Wyświetlanie 1-15 z 31
Tytuł:
The Molecular and Crystal Structure of Benzyloxycarbonyl- L, D-Phenylalanyl-(α, β, dehydro) Phenylalanine (1)
Struktura kryształów i cząsteczki benzylokarhonylo-L, D-fenyloalanylo-(α, β, dehydro) fenyloalaniny (1)
Autorzy:
Brzozowski, Andrzej M
Olszak, Tomasz A
Stępień, Andrzej
Grabowski, Mieczysław J
Wasiak, Tadeusz
Koziołkiewicz, Witold
Lecocq, Silvain
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/944835.pdf
Data publikacji:
1988
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Opis:
This work was supported by the project R.P.2.10. from the Polish Ministry of Science, Technology and Higher Education.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Chimica; 1988, 8
0208-6182
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Chimica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
The crystal and molecular structure of tetrabenzo-[b, f ,h , 1 ] -1,4 , 11-oxadiazacyclotridecan-5, 10-dione
Struktura cząsteczki i kryształów tetrabenzo-[b, f ,h , 1] -1,4, 11-oxadiazacyclotridecan-5, 10-dionu
Autorzy:
Renz, Magdalena
Olszak, Tomasz A
Stępień, Andrzej
Brzozowski, Andrzej M
Grabowski, Mieczysław J
Glinka, Ryszard
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/944759.pdf
Data publikacji:
1991
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Opis:
This work was supported by the project RP.2.10 form the Polish Ministry of National Education.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Chimica; 1991, 9
0208-6182
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Chimica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Will xerothermic grasslands of the Ponidzie Region survive?
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Mikulska, Małgorzata
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/2029782.pdf
Data publikacji:
2008-06-01
Wydawca:
Uniwersytet Warszawski. Wydział Geografii i Studiów Regionalnych
Tematy:
xerothermic grass
natural reserve protection
substitute communities
cultural landscape
Opis:
Xerothermic grasslands are veritable botanical gems of the Ponidzie region, located in the upland zone of Poland. Most of these exceptional plant communities have been formed as a result of deforestation, in habitats characterized by specific climatic, hydrological and soil conditions. The result of the natural reserve protection of the xerothermic grassland, however, is opposite to the desired result. The survival of the xerothermic grassland depends on the change in the approach to their protection. Xerothermic grasslands are an excellent example of the difficulties with maintaining very valuable, but semi-natural and anthropogenic communities, related to a large extent to traditional, extensive forms of agriculture. Similar problems occur in the case of gladiolus meadows in lower subalpine forest zones or of once-mown molinion meadows in river valleys.
Źródło:
Miscellanea Geographica. Regional Studies on Development; 2008, 13; 163-168
0867-6046
2084-6118
Pojawia się w:
Miscellanea Geographica. Regional Studies on Development
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
ACHAEUS, THE PTOLEMIES AND THE FOURTH SYRIAN WAR
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/637984.pdf
Data publikacji:
2011
Wydawca:
Uniwersytet Jagielloński. Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellońskiego
Tematy:
ANCIENT HISTORY
HISTORY
SELEUCIDS
Opis:
The second half of the 3rd century saw the Seleucid monarchy weaken considerably. The reign of Seleucus II brought difficult battles against Ptolemy III Euergetes (the Third Syrian War) and attempts to overcome massive internal problems. During the war against Egypt, he ultimately managed to recapture northern Syria but Ptolemy III held on to the port of Seleucia Pieria, which was key for the Seleucids, and captured a number of places in Asia Minor. It was there that the Seleucids suffered their greatest territorial losses - they lost almost all their footholds on the coasts of Cilicia, Lycia, Caria and Ionia. The Egyptian king even seized Ainos and Maronea on the Thracian coast. What also had an impact on Seleucus II losing his influences in Asia Minor was his fratricidal war against Antiochus Hierax, backed by the kings of Pergamon, Capadocia and Bithynia. The defeated Seleucus had to reconcile himself with his brother's independence in Asia Minor, the latter, however, subsequently suffered a defeat in his war against Pergamon, which ultimately led to the Seleucids losing their Asian Minor territories. The dynasty also faced enormous challenges in the East, where Bactria and Sogdiana seceded, and Parthia was seized by the Parni.
Źródło:
Electrum; 2011, 18; 115-124
2084-3909
Pojawia się w:
Electrum
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Rosyjska siła. Siły zbrojne i główne problemy polityki obronnej Federacji Rosyjskiej w latach 1991-2010
Autorzy:
Grabowski, Tomasz W.
Diec, Joachim
Piątek, Jarosław J.
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/books/2022463.pdf
Data publikacji:
2011
Wydawca:
Instytut Geopolityki
Opis:
The aim of the dissertation was to thoroughly examine and assess Russia’s military potential, as well as to analyze this country’s attitude towards current military security issues. The examination of these notions followed the reflection on conditions and doctrinal assumptions of Russian defense policy. Contemporary international relations are characterized by a previously unseen degree of interaction between the particular subjects to the international system, transfrontier integration, as well as diminishing the risks related to versatile cooperation. This is connected with the rising economic interdependence, the increasing social mobility and the pervasion of cultural patterns on a global scale. In this context, one might expect the traditional hard power – solving quarrels by force and armed conflicts – to have become a thing of the past. Unfortunately, the situation is different, which has been proven by subsequent events in the international politics. The military security policy still remains a priority in home and foreign affair of the countries; non-national subjects are a source of new kinds of threats; new means and methods of war tactics are being devised. Stability is threatened by the fact that some countries have clearly become superior to others, as regards military technology, and they military potential has increased. It makes other subjects feel in danger and it also determines their expenditure for military purposes. The analysis of contemporary relations between the actors of world politics or even the simple perception of the most important events in the world, clearly indicate that armed conflicts are an indelible element of international relations. There are, however, certain areas of relatively permanent peace; the number of human casualties has been partially limited thanks to the application of new forms of warfare. While assessing the influence of socio-cultural factors on Russian defense policy, the causality theories related to international relations were applied. The inquiry led to the conclusion that the role and the meaning of the factor of the mentality approving the use of military force, in the case of Russia, is best expressed in the so-called “modified unicausality theory.” In this case, the mentality factor is not an independent causal variable, but an intervening variable, affecting the final result, but not being the decisive factor. Therefore, Russia’s decision to use military force is currently possible only if it is based on premises more measurable than the mentality factor, although, when facing the risk of a conflict, the mentality speaks for undertaking military actions. This was followed by the assessment of contemporary Russian approach to military issues. It has been determined that the approach is to a large extent reactive to the findings of American military theoreticians and that it is based on observations of the American warfare. Russian military theoreticians attempt to acquire concepts and methods of warfare devised and introduced by the Americans. It is, at the same time, plain to see that the theoreticians who attempt, using complex ways, to implement American achievements in their homeland, face quite a strong resistance from conservative military people. The analysis of Russian war doctrine was focused on the perceptions of outer threats and the assessment of situations in which Russia allows itself to use force. The research led to the conclusion that, in the military area, the Russians still concentrate strongly on competing with major subjects of the international system and that they feel threatened by actions undertaken by western countries. Asymmetrical dangers are considered as definitely inferior. This can be proven by the formal framework of the doctrine: terrorism is placed as last but one among the threats, the last ones being ethnic and separatist conflicts. The interpretation of the parts of the doctrine concerning hypothetical situations in which Russia allows itself to use force leads to the conclusion that the country aims, above all, at preserving its own integrity and its influence on post-Soviet countries. Strategic Nuclear Forces still remain the basic instrument of threat towards the potential aggressor and conventional forces ensure dominance within the area of “neighboring foreign countries”. Subsequent chapters assess the Russian military potential. The position of the country’s Armed Forces in the world is determined by two main factors: the financial level and the technological level. As regards financial issues, after the 1990s, critical for the army, thanks to the income from the export of energetic resources, it became possible to ensure a stable increase in expenditures for military purposes. However, the corresponding expenditures in the USA are more than ten times higher. Russia is also still inferior to China, as regards military investments, which eventually has to result in Beijing assuming higher position than Moscow in the area of conventional arms. Most of the military expenditures in Russia place the country among such states as Germany and France. As regards the technological level, Russian military enterprises are not prepared for the serial production of highly precise weapons, and the quality of the production is constantly decreasing. The dependence of home entrepreneurs from foreign suppliers is increasing. The low level of Russian arms is further proven by a high number of complaints about its quality, submitted by foreign purchasers. The most significant problem of Strategic Nuclear Forces is the passing service life of missiles and warheads, the difficulties with modernizing them, as well as the gaps in the missile early warning system. As regards Missile Strategic Arms, because of the need to withdraw the SS18, SS-19 and SS-25 missiles, it will be impossible to fill the gaps by introducing the new RS-24 missiles, as they are being introduced slowly and their quantity is low. A critical situation can also be observed with regard to the naval part of the strategic triad. These force’s ability to complete its tasks is negatively influenced by two crucial factors. Firstly, Russian submarines are kept in bases most of the time. 50% of the American SSBNs are constantly patrolling, thus being prepared to counter-strike, whereas in Russia, the percentage is 10-15% (which means 1 or at most 2 SSBNs patrolling). Secondly, the widespread degradation of Russian conventional naval forces deprives Russian SSBNs of proper defense against the enemy’s fleet. Therefore, even those few Russian SBBNs patrolling during the outbreak of a conflict are very likely to be destroyed. Naval Strategic Forces also face very serious consequences in connection with constantly delayed works on the “Bulava” missile. Due to the ongoing degradation of Strategic Nuclear Forces, it is especially important for Russia to negotiate disarmament with the USA. The “new START” treaty, signed in 2010, is generally beneficial for Russia. Additional disarmament negotiations situate Russia again (although illusively) as one of two superpowers deciding about the fate of the planet. Russia’s attitude towards the American missile defense project is obviously negative. In this area, Moscow has not managed to secure its own interests (President Obama’s concessions were only tactical) and this issue is going to remain the main point of relations between Russia and America. An agreement can be reached, only if Russia is included in the missile defense system designed by the USA. On the other hand, from the military point of view, this system poses no threats to the position of Russia, whose nuclear potential is able to prevail over any missile defense. Russia’s attitude is more political and it expresses objection to America’s one-sided politics in the world. The subsequent part of the dissertation was devoted to the assessment of Russian conventional forces. Land Forces has been perceived as the type of Russian Armed Forces worst adapted to contemporary battlefield conditions. This can be proven by low technological level of the weaponry (large amounts of outdated equipment, designed and produced under the influence of enthusiasm after the victory during the Second World War), as well as insufficient training of the soldiers. Air Force also do not provide appropriate defense of the country from avian attacks; what is especially apparent is the lack of preparedness to counterattack with precision weapons. Vast areas of the country are not only deprived of missile means of air defense, but also of radiolocation control. Therefore, a potential enemy can (using, for example, maneuvering missiles), easily access the strategically significant objects. Also in Air Forces, the lack of new equipment is apparent. The potential of the Navy is constantly diminishing, due to the necessity to withdraw more and more units from service. At present, Russian Navy’s level is incomparable to the potential of NATO’s navy. The investments planned for this branch of Russian Armed Forces are insufficient. In comparison to this, the Airborne Troops looks positive. It is a very effective, well-equipped quick reaction force which, thanks to its mobility, is able to act even in remote territories, efficiently securing Russian Federation’s interests. The assessment of conventional forces’ potential was followed by the analysis of the role those forces play in Russian defense policy in postSoviet areas. From the general point of view, all the events in which Russia used armed forces outside the country’s borders ended in Moscow’s success and made it possible to secure the area of influence. However, quoting D. Trienin, it was the victory of tactics at the cost of strategy. Using the “counter-regions” within former Soviet republics in order to weaken the position of newly created states in the international context led to a side effect which was the state of permanent instability in many areas near the Russian border. A long-term perspective shows this to be very costly for Russia. The war with Georgia has been assessed in a similar way. It brought Russia military victory and helped reach temporary goals (like preventing Georgia from accession to NATO), but it also created a difficult geopolitical situation. As regards its most vital interests, Russia has come into a state of permanent conflict with one of its most significant neighbors. The longer time perspective will probably prove it to be a serious drawback for Russian politics. Another subject to be assessed was the activity of collective security structures in post-Soviet territories. The Collective Security Treaty Organization, although it has achieved some significant goals, needs quick reforms. Recent events have shown that the organization is ineffective when facing asymmetrical threats. Future alterations ought to change CSTO’s profile, in order to make it useful during irregular conflicts. The dissertation is concluded by the reflection on the reform of Russian Armed Forces while Minister Sierdiukov holds his office. The positive aspect is the general direction of organizational changes, i.e. introducing new, tri-gradual structures with clearly determined objectives regarding each grade, integrating forces and means in brigades and airbases, as groups of constant combat readiness, limiting the excessive officers’ corpus, liquidating the majority of military units, and centralizing the training system. However, within two years of Sierdiukov’s reforms, Russian Armed forces have not achieved any notable increase in military potential. No organizational changes can diminish the consequences of the lack of modern weapons. The gaps in equipment, exposed during the war with Georgia, have not been filled yet.
Целью настоящей работы являлась оценка военного потенциала России, а также анализ политики Российской Федерации в отношении к текущим вопросам военной безопасности страны. Перед рассмотрением этих проблем, были проанализированы общественно-культурные условия российской воинственности и доктринальные предположения военной политики России. Современные международные отношения характеризуются беспрецедентной степенью взаимодействия между различными субъектами международной системы и трансграничной интеграцией, а также нейтрализованием угроз на основе многостороннего сотрудничества. Это было связано с ростом экономической взаимозависимости с социальной мобильностью общества и увеличением проникновения культурных моделей в глобальном масштабе. Может казаться, что традиционная военная сила, разрешение споров с помощью армии и флота, а также вооруженные конфликты - дело прошлого. Но, к сожалению, это не так. Последние события в международной политике показывают, что применение военной силы все время остается одним из ключевых элементов внешней политики государства. Возникли новые виды угроз со стороны негосударственных субъектов, разрабатывают новые средства и методы ведения войны. Достигнутое некоторыми странами преимущество в области военной техники и увеличение военного потенциала этих государств мешают расширить зоны стабильности. Это вызывает чувство опасности у других участников международной жизни и определяет рост их военных расходов. Анализ современных отношений между субъектами мировой политики, или даже простое восприятие важнейших событий в мире, ясно показывает, что вооруженные конфликты являются постоянным элементом международных отношений. Только нескольким регионам удалось остаться в состоянии всеобщего мира, удалось сократить потери за счет использования новых форм ведения войны. В первой главе настоящей работы, при оценке воздействия социально-культурных факторов на военную политику России, были использованы теории причинности в международных отношениях. Исследования позволили прийти к выводу, что роль и значение менталитета в применении военной силы в случае России, хорошо объясняет так называемая ‘теория смодифицированной причинности’. Согласно этой теории, говоря о России, менталитет не является самостоятельной причиной применения военной силы. Решение начать войну в России может быть принято только на почве более серьезных причин, чем воздействе менталитета. Однако, в чрезвычайном положении, менталитет приводит к военным мерам и является, так называемой, косвенной причиной военных действий. Следующая часть работы содержит оценку современной русской военной мысли. Можно сделать вывод, что русские теоретики в значительной степени лишь реагируют на достижения американских теоретиков и наблюдют за войнами, которые ведут США. Они пытаются ассимилировать разработаны и внедрены американцами концепции и методы ведения военных действий. В то же время русские теоретики, которые пытаются целиком внедрить в России достижения американских ученых встречаются с довольно сильным сопротивлением консервативно настроенных военных. Анализ военной доктрины России был сосредоточен на восприятии Москвой внешних угроз и на определенных в доктрине ситуациях, в которых Россия предъявляет права на применение военной силы. Исследование показало, что в военной сфере, русские все еще, в значительной степени, сосредоточиваются на соперничестве с величайшими актерами международной системы и чувствуют опасность со стороны западных стран. Асимметричные опасности находятся на дальших местах. Терроризм упоминается на предпоследнем месте среди всех опасностей, этнические и сепаратистские конфликты – на последнем. Интерпретация предпожений доктрины определяющих ситуации, в которых Россия предъявляет права на применение силы, приводит к выводу, что Российская Федерация, в первую очередь, стремится сохранить свою целостность, а также зону влияния в постсоветском пространстве. Стратегические Ядерные Силы остаются основным инструментом сдерживания потенциальных агрессоров, а обычные вооружения позволяют доминировать России в "ближнем зарубежье". В следующих главах работы оценивается военный потенциал России. Статус вооруженных сил этой страны в мире определяется, в основном, двумя факторами. Первый, это уровень финансирования, второй – технический уровень орудий. Что касается финансирования, то очень тяжелые для армии были 90-ые годы, но в новом веке, используя доходы от экспорта энергоресурсов, удалось обеспечить постоянный рост военных расходов. Однако, аналогичные расходы в США, по-прежнему, в десять раз больше. С точки зрения военных инвестиций Россия также постоянно теряет позицию в отношении к Китаю, что в конечном итоге приведет к устойчивому преиммуществу Пекина над Москвой в области обычных вооружений. Принимая во внимание сумму военных расходов России, она находится среди таких стран, как на пример Германия или Франция. Говоря о техническом уровне российского оружия, следует подчеркнуть, что российские компании не готовы к серийному производству высокоточного оружия, а качество их производства неуклонно снижается. Также углубляется зависимость отечественных предпринимателей от иностранных поставщиков. О низком техническим уровне российского оружия свидетельствует также большое количество жалоб относительно его качества, получаемых от иностранных покупателей. Самой большой проблемой Стратегических Ядерных Сил является исчерпывание ресурсов ракет и боеголовок, трудности их модернизации, а также проблемы связанные с системой раннего предупреждения о ракетном нападении. Ракетные Войска Стратегического Назначения были вынуждены вывести из употребления ракеты SS-18, SS-19 и SS-25. Покрытие этих ущербов возможно только благодаря внедрению в строй новых ракет РС-24, но они употребляются медленно и в небольших количествах. Критическая ситуация имеет место в морской части стратегической триады. На способность этих сил выполнить поставленные перед ними задачи негативно влияют два важных фактора. Первый, это факт. Из числа российских ракетных подводных лодок стратегического назначения оснащенных межконтинентальными баллистическими ракетами (ПЛАРБ) большинство находится в морских базах хранения. Если из всех американских ПЛАРБ 50% постоянно патрулируют океанские пространства, и таким образом сохраняют возможность задачи ответного удара, то в случае России этот показатель составляет 10- 15% (т.е. 1, максимум 2 ПЛАРБ на патруле). Во-вторых, деградация обычных Военно-Морских Сил России отрицает адекватную защиту ПЛАРБ от нападения вражеских кораблей. Таким образом, даже у тех немногих российских ПЛАРБ, которые будут патрулировать океаны в момент начала конфликта, немного шансов на выживание. Очень серьезные последствия для морских стратегических сил также может принести непрерывное запаздывание в разработке ракеты "Булава". В связи с постепенной деградацией Стратегических Ядерных Сил, представляющих особую важность для России, Москва ведет переговоры с США о разоружении. Подписание в 2010 г. нового соглашения СНВ, как правило, выгодно для России. Кроме того, переговоры по разоружению возвращают (но обманчиво) Россию в положение одной из двух сверхдержав решающих судьбу планеты. В отношении к планам США по ПРО Россия принимает критичную позицию. В этой области, Москва не достигла прочной безопасности (уступки Обамы были только тактическими) и проблема будет ещё в центре российско-американских отношений. Соглашение возможно только при включении России в американскую систему ПРО. С другой стороны, эта система, с военной точки зрения, пока еще не угрожает позиции России, у которой ядерный потенциал способен прорвать любую противоракетную оборону. Сопротивление России имеет более политический характер и означает выступление против односторонней политике США в мире. Следующая часть работы содержит оценку обычных Вооруженных Сил России. Сухопутные войска были оценены как крайне небоеспособны в современных условиях ведения военных действий. Об этом свидетельствует низкий технологический уровень оружия (большое количество устаревшего оборудования, разработанного и произведенного под впечатлением победы во Второй мировой войне), и слабая подготовка солдат. Военно-воздушные силы не защищают страны от воздушного удара; особенно не готовы к отражению нападения с применением высокоточного оружия. Огромные районы страны не только лишены противовоздушной обороны, но и радиолокационного контроля. В таком случае, у любого противника открытый доступ к объектам, которые имеют стратегическое значение. Кроме того, в ВВС - крайне вопиющие недостатки в поставке нового оборудования. Потенциал Военно-морского флота постоянно снижается в связи с необходимостью вывода из эксплуатации кораблей. На данный момент, ВМФ России совершенно несопоставимый с потенциалом военно-морских сил НАТО. Планируемые инвестиции в этот вид Вооруженных сил России являются недостаточными. На этом фоне положительно отличаются Воздушно-десантные войска. Они являются очень эффективными, хорошо оснащенными силами быстрого реагирования, которые благодаря своей мобильности могут выполнят задачи даже в территориально отдаленных местах и эффективно защищать интересы России. После оценки потенциала обычных Вооруженных сил в настоящей работе была проанализирована роль, которую эти силы играют в военной политике России на постсоветском пространстве. В общей оценке, все случаи применения военной силы Россией за пределами страны, закончились успехом и позволили Москве сохранить свою собственную сферу влияния. Однако, по словам Д. Тренина, это всегда была победа тактики за счет стратегии. Использование "контр-регионов" в бывших советских республиках для ослабления международных позиций этих новых стран, принесло неожиданный эффект - состояние нестабильности в приграничных регионах России. В конечном счете, для российского государства, это оказалось неблагоприятным. Похоже представляется оценка войны с Грузией. Россия одержала победу в военном смысле и достигла ближайших целей (в том числе предотвратила вступление Грузии в НАТО), но война создала сложную геополитическую ситуацию. В зоне своих жизненных интересов Россия нашлась в постоянном противоречии с одним из наиболее важных соседей. Вероятно, в долгосрочной перспективе это будет серьезным препятствием для российской политики. В работе была проанализирована деятельность коллективных структур безопасности на постсоветском пространстве. Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), хотя добилась довольно серьезных достижений,нуждается в немедленных и серьезных реформах. Последние события показали, что ОДКБ является неэффективной в борьбе с асимметричными угрозами. Необходимо изменить профиль ОДКБ, чтобы сделать её полезной в нерегулярных конфликтах. Настоящая работа заканчивается обсуждением реформ Вооруженных сил России во время срока полномочий министра обороны А. Сердюкова. Реформу следует рассматривать как положительный в общем направлении шаг. Важные организационные изменения: введрение новой трехуровневой структуры армии с четко определенными задачами, интеграция сил и средств в бригадах и авиационных базах как отрядах постоянной готовности, сокращение гипертрофического офицерского корпуса, ликвидация большинства воинских частей, централизации системы обучения. Тем не менее, в течение двух лет реформы Сердюкова не достигнуто существенного увеличения боевого потенциала. Недостатки в оборудовании, известные с момента войны с Грузией, как раньше - не исправлены. Никакие организационные изменения не ликвидируют последствий отсутствия современного оружия.
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Książka
Tytuł:
The Ptolemies versus the Achaean and Aetolian Leagues in the 250s–220s BC
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/637986.pdf
Data publikacji:
2012
Wydawca:
Uniwersytet Jagielloński. Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellońskiego
Tematy:
Aetolian League
Achaean League
Sparta
Athens
the Ptolemies
Opis:
In the 250s and 240s continental Greece found itself in a particularly complicated situation. The growth of the Aetolian and Achaean Leagues, as well as Sparta’s awoken ambitions, presented the Ptolemies with favorable conditions to actively pursue efforts to weaken the Macedonian influence there. Initially, the partner of the Ptolemies became the Achaean League. In this way, the Ptolemaic fleet gained important footholds, including both Corinthian ports, Kenchreai in the Saronic Gulf and Lechaion in the Corinthian Gulf. This strengthened the position of the Lagids at sea, and it was the islands on the Aegean Sea and the coasts of Asia Minor that were in the centre of the Ptolemies’ interest. However, the Aetolian League could continue to be seen as one of their possible partners in Greek politics. We should not exaggerate the Achaean-Aetolian conflict. After the death of Antigonus Gonatas in 239, the two conflicted federations were joined by an alliance. It cannot be excluded that Sparta also cooperated with the coalition, and the king of Egypt could have been a convenient link in this cooperation. There is no information whatsoever to suggest an Egyptian initiative to form the coalition. After the defeat of the Egyptian fleet at Andros in ca. 245, the position of the Lagids in the Aegean Sea was not as strong as it had once been. This was all the more reason for Ptolemies to closely observe the Aetolians’ intense activity on the Aegean Sea. The Ptolemies and Aetolians concluded symmachia. Ultimately, however, alliances were reversed: Aratus pushed the Achaean League towards a coalition with Macedonia, but earlier, having learned about the Achaean-Macedonian negotiations, Ptolemy decided to cancel his financial support for the Achaeans and hand it over to Sparta. It is very likely that the situation in the whole Aegean region (especially the expedition of Antigonus Doson to Caria in 227) played a role in changing the Ptolemies’ policy. The contacts which the Aetolian League established in the region were all the more reason for Ptolemy III to choose Cleomenes and the Aetolians at the expense of the Achaean League. At that time, the beginning of closer relations between the Aetolians and the Attalids could also be observed. It cannot be ruled out that the Ptolemaic diplomacy was a mediator, since up until then the Aetolians had no common interests with Pergamum. For the Lagids, on the other hand, the Attalids were a force worth supporting against the Seleucids, just as the Aetolians were a valuable partner in the rivalry against Macedonia.
Źródło:
Electrum; 2012, 19; 83-97
2084-3909
Pojawia się w:
Electrum
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Ptolemaic Foundations in Asia Minor and the Aegean as the Lagids’ Political Tool
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/637956.pdf
Data publikacji:
2013
Wydawca:
Uniwersytet Jagielloński. Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellońskiego
Tematy:
Ptolemies
foundations
Asia Minor
Aegean
Opis:
The Ptolemaic colonisation in Asia Minor and the Aegean region was a signifi cant tool which served the politics of the dynasty that actively participated in the fi ght for hegemony over the eastern part of the Mediterranean Sea basin. In order to specify the role which the settlements founded by the Lagids played in their politics, it is of considerable importance to establish as precise dating of the foundations as possible. It seems legitimate to acknowledge that Ptolemy II possessed a well-thought-out plan, which, apart from the purely strategic aspects of founding new settlements, was also heavily charged with the propaganda issues which were connected with the cult of Arsinoe II.
Źródło:
Electrum; 2013, 20; 57-76
2084-3909
Pojawia się w:
Electrum
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Demograficzne źródła konfliktu na Kaukazie Północnym
Demographic Causes of the Conflict in the North Caucasus
Autorzy:
Grabowski, Tomasz W.
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/540084.pdf
Data publikacji:
2014
Wydawca:
Polskie Towarzystwo Geopolityczne
Tematy:
Kaukaz Północny
demografia
Federacja Rosyjska
North Caucasus
demography
Russian Federation
Opis:
Konflikt na Kaukazie Północnym jest w wyraźny sposób warunkowany sytuacją demograficzną regionu. Naturalny ruch ludności i wzrost demograficzny w II połowie XX wieku był istotnym czynnikiem konfliktogennym w czasie wojen i konfliktów doby schyłku ZSRR oraz w latach 90. ubiegłego stulecia. Istotnym problemem są migracje i ich społeczno-ekonomiczne, a także psychologiczne skutki. Przemieszczenia z gór w doliny wywołuje walkę o ziemię i inne zasoby. Na konfliktach tych zyskują siły ekstremistyczne i fundamentalistyczne, które umiejętnie wykorzystują poczucie krzywdy u niektórych grup ludności. Podobne skutki ma migracja ze wsi do miast. Niepokojącym zjawiskiem z punktu widzenia interesów Moskwy jest zmiana struktury etnicznej Kaukazu Północnego. Świadczy ona o cywilizacyjno-kulturowym odwrocie Rosji z tego obszaru oraz utrudnia bieżącą kontrolę sytuacji w regionie.
The article analyzes the demographic causes of the conflict in the North Caucasus. In particular, phenomena such as natural movement of the population (births, deaths) and migrations. The demographic growth in the second half of the 20th century was a key conflictogenic factor in the time of wars and conflicts at the declining stage of the USSR in the 90’s. Especially dangerous was the second stage of the demographic transition, when low death rate was accompanied by continuous high birth rate. The people of the North Caucasus, however, have almost reached (with certain exceptions such as Chechenya) the end of the demographic transition and so, the high population growth is going to play a lesser role in stirring up the conflicts. The main problem are migrations and their socioeconomic as well as psychological effects. The problem applies to movements from the mountains to the valleys, from the villages to the cities and from the Caucasus to the inland Russia. The migrants, who often meet failures in their lives and suffer from certain imbalance of their value system, become a basic “target” for islamic underground when recruiting new members.
Źródło:
Przegląd Geopolityczny; 2014, 7; 85-104
2080-8836
2392-067X
Pojawia się w:
Przegląd Geopolityczny
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Terroryzm północnokaukaski: żródła zjawiska
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/420993.pdf
Data publikacji:
2014
Wydawca:
Akademia Ignatianum w Krakowie
Opis:
Przedmiotem artykułu jest analiza źródeł terroryzmu występującego na Północnym Kaukazie po zakończeniu II wojny czeczeńskiej. Postawionym celem badawczym jest odpowiedź na pytania o przyczyny występowania terroryzmu na Kaukazie Północnym, a także próba oceny, które z nich mają znaczenie rozstrzygające oraz najlepiej wyjaśniają omawiane zjawisko. Aby zrealizować tak postawione zadanie, wykorzystano teorię „triady terrorystycznej motywacji”, w ramach której wyróżnia się trzy zasadnicze sfery występowania przyczyn terroryzmu: źródła ideologiczne, uwarunkowania społeczno-ekonomiczne oraz źródła psychologiczne. Omówiono więc kolejno: sytuację społeczno-gospodarczą w regionie, transformację i założenia ideologii politycznych występujących na omawianym obszarze, a także główne cechy psychologii zbiorowej narodów północnokaukaskich. Całość uzupełniono o przedstawienie wyników bardziej szczegółowych rosyjskich badań socjologicznych (głównie sondażowych) w dziedzinie terroryzmu i ekstremizmu politycznego w regionie północnokaukaskim. Posłużenie się metodą analizy systemowej oraz metodą analogii historycznej pozwala stwierdzić, że terroryzm północnokaukaski ma głębokie podłoże systemowe, jednak zmiennej wyjaśniającej to zjawisko należy szukać w bieżącej sytuacji społecznej. Czynnik religijny ogrywa rolę drugorzędną i wtórną. Wstępowanie w szeregi organizacji terrorystycznych to w większości przypadków wybór zupełnie racjonalny, świadomy i wykalkulowany oraz będący formą społecznego protestu wobec panujących uwarunkowań ekonomiczno-społecznych. Jest to także sposób realizacji specyficznego scenariusza życiowego w warunkach, w których zablokowane są możliwości normalnego rozwoju i awansu społecznego. The subject of the article is an analysis of the sources of terrorism occurring in the North Caucasus after the ending of the Second Chechen War. The research objective is to answer questions about the reasons for the presence of terrorism in the North Caucasus, and also attempts to evaluate which of them have a conclusive meaning and best describes the discussed occurrence. To undertake this task, a theory of „triad of terrorist motivation," was used within a framework which distinguished three basic spheres for the reasons of terrorism’s occurrence: ideological sources, social-economic conditioning and psychological sources. The following are described: the socio-economic situation in the region, the transformation and foundations of the political ideologies occurring within the discussed area, and also the main features of the collective psychology of North Caucasus nations. This is also supplemented with the results of more detailed Russian sociological research (mainly exploratory) in the field of terrorism and political extremism in the North Caucasus Region. Using the methods of systems analysis and historical analogy permits us to state that North Caucasus terrorism has a deep system basis; however, the variable explaining this occurrence should be located within the current social situation. The religious factor plays a secondary but recurring role. Joining a terrorist organization is mainly a rational, conscious and calculated choice, and it is a form of social protest against social-economic conditioning. It is also a way to realize a specific life scenario in conditions which block the normal ways of social development and promotion of a large part of the young generation of inhabitants of the North Caucasus republics.
Źródło:
Horyzonty Polityki; 2014, 5, 12; 115-127
2082-5897
Pojawia się w:
Horyzonty Polityki
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Noty o książkach
Autorzy:
Baudysz, Tomasz
Ciechańska, Magdalena
Kupracz, Agata
Wiśniewska-Grabarczyk, Anna
Karwowska, Alicja
Górowska, Magdalena
Grabowski, Mateusz
Minkina, Anna
Ossowska, Katarzyna
Szumska, Katarzyna
Badowska, Katarzyna
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/682753.pdf
Data publikacji:
2015
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Źródło:
Czytanie Literatury. Łódzkie Studia Literaturoznawcze; 2015, 04
2299-7458
2449-8386
Pojawia się w:
Czytanie Literatury. Łódzkie Studia Literaturoznawcze
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Metody walki informacyjnej w mediach elektronicznych na przykładzie konfliktu rosyjsko‑ukraińskiego (2014‑2016)
Autorzy:
Grabowski, Tomasz Wojciech
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/420699.pdf
Data publikacji:
2016
Wydawca:
Akademia Ignatianum w Krakowie
Tematy:
wojna informacyjna
operacja psychologiczna
dezinformacja
propaganda
cyberatak społecznościowy
Opis:
CEL NAUKOWY: Celem artykułu jest ukazanie współczesnych form walki informacyjnej. PROBLEM I METODY BADAWCZE: Główny problem badawczy dotyczy odpowiedzi na pytanie o rolę zmagań w sferze informacyjnej we współczesnych konfliktach politycznych. Przyjęto hipotezę, iż rola ta wzrasta i skuteczne przeprowadzenie tego typu operacji jest niezbędne do odniesienia pełnego zwycięstwa. W pracy badawczej zastosowano metodę badania literatury przedmiotu i dokumentów źródłowych, metodę obserwacyjną, metodę analizy oraz metodę syntezy. PROCES WYWODU: W toku wywodu omówiono kolejno takie zagadnienia jak główne cechy współczesnej walki informacyjnej oraz wybrane metody jej prowadzenia (operacje psychologiczne, propagandę, dezinformację, manipulację informacją, cyberataki społecznościowe). Opis każdej z nich poparto przykładami jej zastosowania w konkretnym przypadku, tj. w najnowszym konflikcie rosyjsko‑ukraińskim. WYNIKI ANALIZY NAUKOWEJ: Wyniki analizy pozwalają na sformułowanie oceny, że formy walki informacyjnej ulegają stałej ewolucji i udoskonaleniom. Wynika to głównie z rozwoju technologicznego i powstawania nowych form komunikacji. Ponadto podmioty realizujące zadania w tej sferze tworzą nowe metody i techniki, aby unikać szablonowości i powtarzalności wcześniej zastosowanych rozwiązań. Analiza konfliktu rosyjsko‑ukraińskiego z lat 2014‑2016 prowadzi do wniosku, że operacje informacyjne miały zasadnicze znaczenie dla jego przebiegu i dotychczasowych wyników. Były istotnym komponentem tzw. wojny hybrydowej i pozwoliły stronie atakującej osiągnąć określone cele bez przekraczania tzw. progu agresji w jego tradycyjnym rozumieniu. WNIOSKI, INNOWACJE, REKOMENDACJE: Doświadczenia te wskazują, iż wrogie działania informacyjne stanowią coraz większe zagrożenie i wymagają szczególnej uwagi podmiotów odpowiedzialnych za bezpieczeństwo narodowe.
Źródło:
Horyzonty Polityki; 2016, 7, 20; 27-53
2082-5897
Pojawia się w:
Horyzonty Polityki
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Sacrum i profanum na tle krótkiej działalności Muzeum Diecezjalnego w Łomży
Sacred and profane against a backdrop of the short activity of the Diocesan Museum in Łomża
Autorzy:
Grabowski, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/1022236.pdf
Data publikacji:
2016-06-01
Wydawca:
Katolicki Uniwersytet Lubelski Jana Pawła II
Tematy:
Stanislaw Stefanek
Tadeusz Bronakowski
Muzeum Diecezjalne w Łomży
sakralny
koncerty
kształcenie artystyczne
Diocesian Museum Lomza
built
sacral
concerts
teaches Art
Opis:
Diocesan  Museum has been in Łomża since 2012. The first attempt to build it was made in 1925. The plan was to establish the museum as  one building but the Diocese did not have enough money. Therefore, Museum had its place in Perish house. Then in 1981 Seminary and Pensioner Priests house was built. Diocesan Museum was to built next to the Priest House but unfortunately there was still no money. In 2009 the Bishop of Łomża Stanisław Stefanek after talks with bishop Tadeusz Bronakowski decided to run for European grant. Finally on 16th April 2012 Diocesan Museum was officially opened. The Museum is opened every day and it is visited by people who adore art especially sacral one. While visiting museum people have chance to come across regularly changed displays, sculptures and paintings. Museum organizes concerts of classical music and meetings with books’ authors. To sum up, Diocesan Museum is a great institution which teaches about Art, God and culture. So feel welcomed.
Źródło:
Archiwa, Biblioteki i Muzea Kościelne; 2016, 105; 45-51
0518-3766
2545-3491
Pojawia się w:
Archiwa, Biblioteki i Muzea Kościelne
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Mapping wordnets from the perspective of inter-lingual equivalence
Autorzy:
Rudnicka, Ewa Katarzyna
Piasecki, Maciej Tomasz
Piotrowski, Tadeusz
Grabowski, Łukasz
Bond, Francis
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/677283.pdf
Data publikacji:
2017
Wydawca:
Polska Akademia Nauk. Instytut Slawistyki PAN
Tematy:
Princeton Wordnet
Polish wordnet (Słowosieć)
wordnet mapping
equivalence
translation
bilingual lexicography
Opis:
Mapping wordnets from the perspective of inter-lingual equivalenceThis paper explores inter-lingual equivalence from the perspective of linking two large lexico-semantic databases, namely the Princeton WordNet of English and the plWordnet (pl. Słowosieć) of Polish. Wordnets are built as networks of lexico-semantic relations between words and their meanings, and constitute a type of monolingual dictionary cum thesaurus. The development of wordnets for different languages has given rise to many wordnet linking projects (e.g. EuroWordNet, Vossen, 2002). Regardless of a linking method used, these projects require defining rules for establishing equivalence links between wordnet building blocks, known as synsets (sets of synonymous lexical units, i.e., lemma-sense pairs). In this paper an analysis is carried out of a set of inter-wordnet relations used in the mapping of the plWordNet onto the Princeton WordNet, and an attempt is made to relate them to equivalence taxonomies described in specialist literature on bilingual lexicography and translation. Rzutowanie wordnetów w perspektywie ekwiwalencji międzyjęzykowejArtykuł przedstawia analizę zjawiska ekwiwalencji międzyjęzykowej z perspektywy powiązania dwóch wielkich wordnetów: polskiej Słowosieci i angielskiego WordNetu princetońskiego. Wordnety są relacyjnymi bazami danych leksykalno-semantycznych opisującymi sieć relacji leksykalno-semantycznych pomiędzy słowami i ich znaczeniami. Stanowią zatem rodzaj słownika jednojęzycznego połączonego z tezaurusem. Rozwój wordnetów dla wielu języków świata zaowocował następnie ich wzajemnymi powiązaniami. Wymagało to zdefiniowania metodologii dla ustalenia ekwiwalencji pomiędzy ich podstawowymi elementami tzn. synsetami, które są zbiorami synonimicznych jednostek leksykalnych tzn. par lemat numer znaczenia. W artykule analizujemy zbiór relacji międzywordnetowych używanych w rzutowaniu pomiędzy Słowosiecią a WordNetem princetońskim, odnosząc je do taksonomii ekwiwalencji postulowanych w literaturze leksykograficznej i translatorycznej.
Źródło:
Cognitive Studies; 2017, 17
2392-2397
Pojawia się w:
Cognitive Studies
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Terroryzm północnokaukaski. Źródła, przejawy i przeciwdziałanie zjawisku
Autorzy:
Grabowski, Tomasz W.
Misiuk, Andrzej
Łakomy, Miron
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/books/2029404.pdf
Data publikacji:
2017
Wydawca:
Akademia Ignatianum w Krakowie
Opis:
The basic aim of the work is a scientific description of the terrorism phenomena undertaken by groups with origins in the region of the North Caucasus in the Russian Federation. A more detailed aim is the determination of the sources of the terrorism in this area, presenting its organizational forms, the tactics of the terrorists, and describing Russian antiterrorist actions. The sources of North-Caucasian terrorism mainly come from the social-economic sphere. The demographic conditioning, high level of poverty, unemployment, lack of possibility for social advancement and injustice means that young people often look for drastic solutions to their problems. What is more, the area of the North Caucasus shows many supporting factors that make the choice easier (easy access to weapons, criminalization in social life, presence of radical Islamic ideology, etc.). In general, the reasons for North-Caucasian terrorism are not subject to neutralization, and the main factor that has conditioned the fall in terrorist activity in Russia within the last 2–3 years has been an escalation of the conflict in the Middle East – extremists and terrorists have left this area to join the fighting there. The organizational forms of North-Caucasian terrorism have been subject to continuous evolution. At first, (between 2000–2004), large groups of fighters were operating and mainly consisted of Chechens. Their potential was sufficient for partisan and diversionary actions, and preparing large-scale terrorist attacks, also in the area of Central Russia. Subsequently, the number of active groups fell but they were able to compensate for this drop in potential by constructing an efficient structure called the Caucasian Emirate. They established a mechanism for compensating for their drop in numbers, skillfully managing the geographical location of the main battlefront, and also undertaking efficient actions in terms of raising funds and waging information warfare. The Caucasian Emirate was significantly weakened and finally broken by the determined anti-terrorist actions of the federal and regional authorities combined with the progressive loss of support from the broader society. A decisive factor was the development of the religious conflict in Syria and Iraq, which deprived the Caucasian Emirate of volunteer inflow. Together with its presence outside Russia, North-Caucasian terrorism became an international problem. Armed groups, consisting of representatives of North-Caucasian nations, started to organize in the Middle East, and these organizational units appeared in Europe. Attacks made by people from the Caucasus were made in Boston and Istanbul. The organizational forms of North-Caucasian terrorism evolved in scope to encompass an international range. It became more connected with the movement of global jihad, and has gradually lost an identity that was previously based on fighting the Russians and their local allies in the Caucasus. The form and methods of fighting the terrorists from North Caucasus also evolved. The first method, from the Chechen war, were attacks taking a large number of hostages. Because of these actions, Chechen terrorists became more well known but also more condemned. At the same time, the fighters used different diversionary methods (fire, explosive charges), and partisan activity (rallies). Since 2000, the hallmark of Caucasian terrorism has been the use of the women-terrorist in suicide bomb attacks with both military and civilian targets attacked. In the period of the Caucasian Emirate (2007–2015), the targets of the terrorists were chiefly police officers, however, there were few attacks on civilians in Central Russia and Caucasus. Russian antiterrorist politics is mainly concentrated on forced solutions and eliminating the active terrorists and thus only has brought limited effects. For the terrorists, the risk of being killed in Russia is so large that many have decided to leave for the Middle East. From the other side, the actions of the security forces have brought more violence and new sources of conflict. A lack of programs for fighting terrorism and a systematic approach to the problem means that only the symptoms are neutralized while the underlying reasons remain. Forcing extremist youths to leave is only a partial success since, if the situation in Syria stabilizes, they may try to return to Russia. The prognosis for the further evolution of North-Caucasian terrorism is mainly dependent on the situation in the Middle East. Within recent years (i.e. from the start of the civil war in Syria), the emigration of North-Caucasian radicals has been a continuous phenomenon as they seek to join Islamist groups (Islamic State or Al-Qaeda). While the process continues, the frequency of terrorist attacks in Russia will fall but the risk of attacks in Western Europe is growing – this area is inhabited by a large group of Chechens who are committed to helping Islamic State. If the situation in Syria and Iraq stabilizes, which now seems somewhat distant, the terrorists will look for new places to fight, and it is likely that they will return to Russia or their countries of origin.
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Książka
Wyświetlanie 1-15 z 31

Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies