Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

English (EN)·Polski (PL)·Yкраїнський (UK)
Przejdź do strony domowej biblioteki Centralna Biblioteka Wojskowa Link otwiera się w nowym oknie Logo biblioteki Prolib Integro - strona głównaCentralna Biblioteka Wojskowa

Wyszukujesz frazę "the subject" wg kryterium: Temat

  Lista filtrów
Wyrównaj
    Wyświetlanie 1-5 z 5
    Tytuł:
    Эристические техники в литературной модели спора (на материале избранных романов Ивана Тургенева)
    Eristic techniques in the literary model of dispute: Ivan Turgenev’s chosen novels
    Autorzy:
    Olaszek, Barbara
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/22625760.pdf
    Data publikacji:
    2010
    Wydawca:
    Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
    Tematy:
    eristic techniques
    dispute
    subject of the dispute
    the disputing persons
    Ivan Turgenev
    Russian literature
    Opis:
    The subject of discussion in the present paper is the model of the dispute as a speech genre created by Ivan Turgenev. Special attention is paid to eristic techniques of disputation. Eristic techniques (those proposed by Schopenhauer) determine the intention of a dispute aimed not at establishing the truth, but at convincing the addressees of the validity of argumentation presented by certain disputants. An analysis of the course of the disputes in Turgenev’s novels allows us to notice the use of many eristic techniques, in particular, the shifts of emphasis from the subject of the dispute (ad rem) to the disputing persons (ad personam). It proves that the writer focuses on pointing to the forces that can lead Russia towards a better future, rather than on looking for a way of solving problems. A positive characterization of the moderate disputants, while not of the fierce ones, allows for a more precise conclusion: Turgenev was a supporter not of eternal disputes but of dialogue and compromise.
    Źródło:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2010, 3; 80-92
    1427-9681
    2353-4834
    Pojawia się w:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Философия как палимпсест. Левинас и Достоевский
    Philosophy as a palimpsest. Emmanuel Lévinas and Dostoevsky
    Filozofia jako palimpsest. Emmanuel Lévinas i Dostojewski
    Autorzy:
    Cymborska-Leboda, Maria
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/20311810.pdf
    Data publikacji:
    2023
    Wydawca:
    Polskie Towarzystwo Rusycystyczne
    Tematy:
    Палимпсест
    Достоевский
    Библия
    ценностная иерархия
    Другой
    «Я» в аккузативе
    этический субъект
    этика ответственности
    palimpsest
    Lévinas
    Dostojewski
    Biblia
    hierarchia wartości
    Inny
    „ja” w akkuzativie
    podmiot etyczny
    etyka odpowiedzialności
    Dostoevsky
    The Bible
    a hierarchy of values
    the Other
    “I” in the accusative
    the ethical subject
    ethics of the responsibility
    Opis:
    The aim of the present article is to examine Levinas’ texts with the intention of showing and verifying the realization of his idea of philosophizing as “deciphering of what has been hidden in palimpsest writing” (écriture). I discuss Dostoevsky’s verbal and semantic layer (“word-sense”) present in Levinas’ palimpsest discourse. I offer an insight into the function of many of Dostoevsky’s concepts, such as the notion of “insatiable co-suffering” with another human being, the dogma about the accountability of “everything and everybody”, negative (see the many aspects of the “Cain’s answer” connected with the question of human reliance on himself only and a total lack of restraint) and positive formulas in relation with the Other, resulting in defining one’s personality (by means of communion with Thou, love for one’s neighbor and the effort to make one’s image beautiful in the moral sense) that have been found in the pages of Levinas’ writings. I show the means by which Dostoevsky’s polyvalent formulas, correlated with The Bible and its heavily charged with meaning position (The Book of Genesis, The Book of Isaiah, The Gospel of St. Matthew, and others), get semantically enriched and absorbed, as key components, by Levinas’ philosophical thinking and his hierarchy of values. I discuss the extent to which they determine his conceptualization of “subjectivity of ethical subject”: the concept of “I” in the accusative (“me voici”), the “I” summoned to be responsible “for everything and for all men”, to be a “guardian of one’s brother” on one’s way to “being-in-God”. In the article I also focus on the productivity and significance of Levinas’ methodological stance, which determines his philosophical hermeneutics and the palimpsest character of his discourse, i.e. their being orientated towards: 1) continuation and preservation of the “ancient”, original sense and its creative growth in a new “ideological environment”, 2) disclosing interrelation between “truth” and the philosophical method of emphasis and sublimation; this allows one to explain an important role of rhetorical figures and the increasing repetitiveness of topoi of thought in Levinas’ discourse, which come from/send one thinking of Dostoevsky (as well as of myth, Shakespeare and others), but approach a new level of knowledge and understanding.
    В статье исследуется корпус текстов Левинаса с целью указать и верифицировать осуществление его «авторской» идеи о философствовании как «дешифровке запрятанного в палимпсесте писания» [écriture]. Рассматривается функция словесного и смыслового слоя («словосмысла») Достоевского в палимпсестном дискурсе философа — многократные примеры присутствия формул/идеологем писателя: понятия «ненасытимого сострадания» к другому человеку, догмата о виновности «всех за все и за всех», отрицательных (многоаспектная интерпретация «Каинова ответа», связанного с вопросом о человеческой самодостаточности и дерзком своеволии) и положительных формул отношения к Другому, и, тем самым, самоопределения личности (через причастность к Ты, любовь к ближнему и усилие сделать свой образ «благолепным»). Указывается, каким образом поливалентные формулы Достоевского, соотносимые с Библией и ее смысловой позицией (с книгой Бытия, Исаи, Евангелием от Матвея и др.), семантически обогащенные, в качестве ключевых составляющих, встраиваются в философское мышление Левинаса и его ценностную иерархию; в какой степени они определяют его концептуализацию «субъективности этического субъекта»: концепт «я» в аккузативе («me voici»), «я» призванного к ответственности «за все и за всех», — к тому, чтобы быть сторожем брата своего, в своем «к-Богу-бытии». Выявляется продуктивность и значимость методологической установки Левинаса, определяющей его философскую герменевтику и палимпсестность дискурса, т.е. ориентацию на 1) преемственность и сохранность «древнего», изначального смысла и его творческое взращивание в новой «идеологической среде»; 2) обнаружение взаимосвязи «истины» и философского метода, каким полагается эмфаз и сублимация; это объясняет значимую роль риторических фигур и возвышающей повторности топосов мысли в дискурсе Левинаса, восходящих/отсылающих к Достоевскому (также к мифу, Шекспиру и др.), но возводимых на новую ступень познания и понимания.
    Przedmiotem badań w prezentowanym studium uczyniono korpus tekstów Lévinasa, by poddać namysłowi i weryfikacji jego koncept filozofowania jako „deszyfrowania tego, co zostało ukryte w palimpseście Pisma (écriture)”. Rozważania miały na celu udowodnienie, że konstytutywną warstwę palimpsestowej struktury dzieł Lévinasa stanowi „tekst Dostojewskiego”: powtarzające się i eksplikowane cytaty, jawne i ukryte odniesienia do „myślisłów”/formuł pisarza. Są to między innymi: pojęcie „nienasyconego współczucia” wobec Drugiego, dogmat o „winie każdego za wszystko i wszystkich”, negatywne i pozytywne formuły relacji z Innym (wielokrotnie ponawiana interpretacja sensu „odpowiedzi Kaina”, koncept miłości bliźniego i in.) i samookreślenia osoby ludzkiej. Przeprowadzona analiza wykazała, że uobecnione i kluczowe u Lévinasa koncepty Dostojewskiego, skonfrontowane z Biblią (Księga Rodzaju, Izajasza, Ewangelia według św. Mateusza) i poddane „uwznioślającej” transformacji stają się istotnym składnikiem aksjologicznego i etycznego myślenia filozofa, określając jego pojmowanie podmiotowości człowieka – podmiotu etycznego (koncepcję „ja” w akkuzatiwie, me voici) w jego powołaniu do odpowiedzialności za bliźniego; do tego, by być „stróżem brata swego” w swoim „byciu-ku-Bogu”. Ujawniono produktywność metodologicznej strategii Lévinasa, odzwierciedlonej w jego hermeneutyce filozoficznej i palimpsestowości dyskursu, a więc orientacji: 1) na przenoszenie sensu źródłowego, „pradawnego” i jego twórcze rozkrzewianie w nowej sytuacji ideologicznej; 2) na współdziałanie „prawdy” i „metody”, wyrażanej za pomocą pojęć sublimacji i emfazy; wyjaśniono tym samym rolę i znaczenie figur retorycznych oraz hiperbolicznych powtórzeń w dyskursie filozofa, zwłaszcza tych, które odsyłając do formuł Dostojewskiego (także do mitu, Szekspira i in.) i poszerzając ich pole semantyczne, wznoszą ich sens na wyższy poziom poznania i rozumienia.
    Źródło:
    Przegląd Rusycystyczny; 2023, 2 (182); 29-52
    0137-298X
    Pojawia się w:
    Przegląd Rusycystyczny
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    «Автопортрет» и проблемы визуального в российской поэзии XX века
    Autorzy:
    Малкина, Виктория
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2034809.pdf
    Data publikacji:
    2021-12-23
    Wydawca:
    Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
    Tematy:
    визуальное в лирике
    автопортрет
    лирический субъект
    лирический сюжет
    the visual in poetry
    self-portrait
    lyrical subject
    lyrical plot
    Opis:
    В статье анализируется поэтика визуального в стихотворениях, озаглавленных «Авто- портрет». Визуальное при этом понимается как категория поэтики, предполагающая зри- мость внутреннего мира стихотворения для лирического субъекта и для читателя. Визуаль- ное в лирике может выражаться разными способами, в том числе и аллюзиями на жанры визуальных искусств, например, на автопортрет. Актуальность статьи заключается в выросшем в последнее время интересе к ин- термедиальности в литературе вообще и в лирике, в частности. Новизна работы состо- ит в рассмотрении поэтических автопортретов с точки зрения поэтики визуального. Ос- новная цель статьи – анализ способов визуальной репрезентации лирическим субъектом своего собственного образа. Затрагиваются следующие аспекты: взаимодействие лирики и живописи, общие и различные черты между живописным и лирическим автопортре- том; использование визуальных деталей; субъектная структура стихотворений и лири- ческий сюжет. Также делается попытка выстроить типологию автопортретов в лирике в зависимости от способов ви́дения лирическим субъектом себя: «Я» как взаимодействие «Я» и другого; «Я» как другой либо «Я» с точки зрения других. Материалом исследования послужили стихотворения А. Кушнера, И. Сельвинского, А. Вознесенского, О. Мандель- штама, К. Большакова, В. Катарсина, Н. Рыленкова, и др.
    The paper analyses visual poetics in a number of poems entitled “Self-portrait”. The author construes the visual in literature as a category of poetics which assumes the visibility of the inner world of the poem for the lyrical subject and for the reader. The visual in the lyric poetry can be expressed in various ways, including allusions to the genres of visual arts, for example, to self-portraiture. The topic undertaken is relevant, given the currently growing interest in intermediality in literature in general and in poetry in particular. What is new about the present research is that poetic self-portraits are considered here from the point of view of visual poetics. The main purpose of the paper is to analyse the ways in which the lyrical subject visually represents his or her own image. The following aspects are touched upon: the interaction of poetry and painting, the common and the differentiating features of a pictorial and a lyrical self-portrait; the use of visual details; the subjective structure of poems and the lyrical plot. There is also an attempt to build a typology of poetic self-portraits, depending on how the lyrical subject sees himself/herself as another. The material of the study includes poems by Aleksandr Kushner, Ilya Selvinsky, Andrei Voznesensky, Osip Mandelshtam, Konstantin Bolshakov, Valentin Katarsin, Nikolai Rylenkov, and others.
    Źródło:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2021, 14; 157-168
    1427-9681
    2353-4834
    Pojawia się w:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Стихотворение Николая Гумилева «Неслышный, мелкий падал дождь…»: мотив двойничества и постижение природы зла
    Autorzy:
    Чевтаев, Аркадий
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2034792.pdf
    Data publikacji:
    2021-12-23
    Wydawca:
    Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
    Tematy:
    Н. Гумилев, двойничество
    дихотомия добра и зла
    лирический герой
    лирический нарратив
    символизм
    Nikolai Gumilyov
    the double
    dichotomy of good and evil
    lyrical subject
    lyrical narrative
    symbolism
    Opis:
    В статье рассматривается поэтика малоизвестного стихотворения Н. Гумилева «Неслышный, мелкий падал дождь…» (1907) в аспекте становления мотива двойничества как ключевого параметра гумилевского художественного мира. В основе данного поэтиче- ского текста находится нарративная репрезентация встречи лирического героя с персонажем- убийцей, предстающим в качестве двойнической ипостаси субъектного «я». Анализ стихот- ворения показывает, что ценностное узнавание страдальческого бытия демонического пришельца оказывается актом постижения онтологической природы зла, которое в созна- нии лирического героя обретает статус равновесной добру бытийной константы. Формули- руется вывод о том, что познание инфернальной стороны универсума посредством актуали- зации мотива двойничества в гумилевском творчестве мыслится необходимым процессом обретения духовного опыта, синтезирующего «светлые» (положительные) и «темные» (от- рицательные) аспекта бытия. Соответственно, представленное в данном тексте соприкос- новение лирического «я» с преступно-демоническим двойником демонстрирует принципы формирования окказиональной мифопоэтики Н. Гумилева, основанной на конвергенции онтологических антиномий.
    The article discusses the poetics of a little-known poem, “Neslyshnyi, melkyi padal dozhd’…” [‘It was quiet and drizzling…’] (1907), in terms of the formation of the motif of the double as a key parameter of Nikolai Gumilyov’s artistic world. This text was not published during the poet’s lifetime and is known from an autograph in a letter to Valery Bryusov. Gumilyov’s refraining from publishing this poem could have had various causes, but the author of the paper attributes it to two factors. The first one is that it would have been difficult to embed this text in the conceptual logic of the cross-cutting “plots” of either Romanticheskiye tsvety [‘Romantic Flowers’] (1908) or Zhemchuga [‘Pearls’] (1910), i. e. poetic books the creation of which is chronologically close to the time of writing this poem. The second is the fact that “Neslyshnyi, melkyi padal dozhd’…” explicitly affirms the demonic principle in the human “self ” as an axiological constant, explicating the adherence to the “diabolical” poetics of early Russian symbolism, which Gumilyov had been trying to creatively rethink since 1907. However, despite the author’s neglect, the poem merits close attention, since it shows fundamentally important aspects of Gumilyov’s artistic conception. This poetic text is based on a narrative representation of the meeting between the lyrical subject and the character of a killer, who appears as his double, an alter ego of “the self ”. The analysis of the poem shows that recognizing the value of the painful existence of the demonic stranger is an act of comprehending the ontological nature of evil, which in the consciousness of the lyrical “I” acquires the status of something equivalent to the good of the existential constant. In the structure of this text the motif of the double, which goes back to the poetic practice of the romanticism and of the Russian symbolism, is realised on the story-plot level by dividing the human soul into two hypostases, the “light” and the “dark” one, the meeting of which becomes for the lyrical subject an initiation into the essence of another world. The author formulates the conclusion that getting to know the infernal side of the universe, here through the actualisation of the motif of the double, was in Gumilyov’s writing conceived as a necessary process of gaining spiritual experience that would synthesise the “light” (positive) and the “dark” (negative) aspects of being. Accordingly, the lyrical “I”’s encounter with his criminal- -demonic double presented in the discussed poem reveals the principles of formation of Gumilyov’s occasional mythopoetics based on the convergence of ontological antinomies.
    Źródło:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2021, 14; 81-95
    1427-9681
    2353-4834
    Pojawia się w:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    ОТРОЧЕСТВО КАК ПСИХОСОЦИАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН И ВОЗРАСТНАЯ ГРУППА В СОВРЕМЕННОМ СОЦИОКУЛЬТУРНОМ И ЖИЗНЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ
    Aolescencja jako fenomen psychospołeczny i grupa wiekowa we współczesnej przestrzeni społeczno-kulturowej i życiowej
    Adolescence as a psycho-social phenomenon and an age-related group in the modern socio-cultural and living space
    Autorzy:
    Шамне, Анжелика В.
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/514276.pdf
    Data publikacji:
    2017
    Wydawca:
    Uniwersytet Zielonogórski. Oficyna Wydawnicza
    Tematy:
    отрочество
    субъект культуры
    социокультурное пространство
    социальная ситуация развития
    цели образования.
    chłopięctwo
    subiekt kultury
    przestrzeń społeczno-kulturowa
    społeczna sytuacja rozwoju
    cele wykształcenia.
    adolescence
    subject of culture
    socio-cultural space
    social conditions of the development
    education goals.
    Opis:
    Статья посвящена анализу современного отрочества как культурно-исторического конструкта, периода развития, социально-возрастной группы и психосоциального феномена. Рассмотрены новые тенденции психосоциального развития современной молодежи, обусловленные совокупностью социокультурных трансформаций конца XX века. – нач. XXI ст. Особенности социальной ситуации развития современной молодежи проанализированы в контексте идей М. Мид о смене постфигуративных, кофигуративных и префигуративных культур в развитии человечества. Реализованы две линии социально-психологического анализа: социокультурная феноменология отрочества в онтогенезе (как возрастного периода); его роль в историческом развитии общества и культуры (как социально-возрастной группы). Представлен историко-психологический, культурологический и социально-психологический анализ проблемы взаимообусловленности развития молодежи и культуры. Критически проанализированы ограничения традиционной парадигмы отрочества. Представлена культурно-историческая интерпретация отрочества как субъекта культуры и носителя культуротворческой функции в развитии человечества. Охарактеризована роль молодого поколения в процессе порождения нового в культуре и в актуализации творческих возможностей человечества в контексте способности молодежи быть субъектом не только присвоения, но и преобразования культуры определены перспективные цели современного образования и воспитания.
    Ten artykuł analizuje współczesne chłopięctwo jako konstrukt kulturowo-historyczny w okresie rozwoju grup społecznych i wiekowych oraz jako zjawisko psychospołeczne. Przedstawiono nowe tendencje psychospołecznego rozwoju współczesnej młodzieży z uwzględnieniem szeregu przemian społecznych i kulturowych końca XX wieku i początku ХХІ wieku. Charakterystyka sytuacji społecznej dzisiejszej młodzieży jest analizowana w kontekście idei M. Mead o zmianie postfiguratywnych, konfiguratywnych i prefiguratywnych kultur w rozwoju człowieka. Pokazano dwie linie analizy społeczno-psychologicznej: socjokulturową fenomenologię chłopięctwa w ontogenezie (jak okres dorastania) oraz rolę w historycznym rozwoju społeczeństwa i kultury (jako grupy społecznej). Przeprowadzono historyczno-psychologiczną, kulturową i społeczno-psychologiczną analizę współzależności problemów młodzieży i kultury. Przedstawiono interpretację chłopięctwa kulturowo-historycznego jako subiekta kultury i nosiciela kulturowo-twórczej funkcji w rozwoju ludzkości. Scharakteryzowano rolę młodych ludzi w procesie generowania nowego nurtu kultury i aktualizacji twórczych możliwości człowieka w kontekście bycia nie tylko subiektem przyswojenia, lecz także przekształcania kultury określonych długoterminowych celów nowoczesnego wykształcenia i wychowania.
    The article deals with the analysis of the modern adolescence as a cultural and historical construct, a development period, a social and age-related group, as well as a psycho-social phenomenon. New trends of the psycho-social development of the present-day youth associated with a set of socio-cultural transformations of the late XX and the early ХХІ centuries have been examined. The features of the social conditions of the development of the present-day youth have been analysed in the context of M. Mead’s ideas regarding the mutual substitution of post-figurative, co-figurative and pre-figurative cultures during the development of the mankind. Two lines of the socio-psychological analysis have been implemented: the socio-cultural phenomenology of adolescence in its ontogenesis (as an age-related period); the role of adolescence in the historical development of the society and the culture (as a social and age-related group). A history-dependent psychological, cultural and socio-psychological analysis of the interdependence problem regarding the development of youth and culture has been presented. The constraints of the traditional paradigm of adolescence have been critically analysed. A culture-dependent historical interpretation of adolescence as a subject of culture and a medium of culture-creating function during the development of the mankind has been presented. The role of the younger generation in the process of giving rise to something new in the culture and in the actualization of the humanity’s creative endeavour has been characterized. In the context of young people’s ability to be the subject not only of the acquisition, but also of the transformation of culture, long-term goals of the modern education and upbringing have been defined.
    Źródło:
    Psychologiczne Zeszyty Naukowe; 2017, 1; 77-88
    2451-1420
    Pojawia się w:
    Psychologiczne Zeszyty Naukowe
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
      Wyświetlanie 1-5 z 5

      Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies