Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

English (EN)·Polski (PL)·Yкраїнський (UK)
Przejdź do strony domowej biblioteki Centralna Biblioteka Wojskowa Link otwiera się w nowym oknie Logo biblioteki Prolib Integro - strona głównaCentralna Biblioteka Wojskowa

Wyszukujesz frazę "Diec, Joachim" wg kryterium: Autor

  Lista filtrów
Wyrównaj
    Wyświetlanie 1-9 z 9
    Tytuł:
    Małgorzata Abassy, A RUSSIAN MASON ON THE PATHS OF HIS NATIVE CULTURE. THE CASE STUDY OF NICHOLAS NOVIKOV, Kraków: Księgarnia Uniwersytecka, 2014, ss. 195.
    Autorzy:
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2033125.pdf
    Data publikacji:
    2015
    Wydawca:
    Polska Akademia Nauk. Czytelnia Czasopism PAN
    Źródło:
    Slavia Orientalis; 2015, 4; 844-845
    0037-6744
    Pojawia się w:
    Slavia Orientalis
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Demography as a security strategy factor in Poland and the Russian Federation
    Autorzy:
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2152169.pdf
    Data publikacji:
    2022
    Wydawca:
    Krakowska Akademia im. Andrzeja Frycza Modrzewskiego
    Tematy:
    Russia
    Polska
    security
    demography
    demographics
    Opis:
    The study focuses on the major perceptions of demographic security in Poland and Russia, regarded as an aspect of both social and state security. Demographics as a political topic has been increasingly more often exploited as a key theme in official narratives and practical policies. The similarities in the demographic dynamics in both countries, as well as conditional failures of demographic policies, may not necessarily result from evident mistakes, but are probably a result of a complex set of social factors, including the regularities of demographic development in the past. It is quite clear, however, that the Polish political narratives and declared set of state objectives concentrate rather on the social sphere, whereas the Russian rhetoric and policy are clearly more state oriented.
    Źródło:
    Bezpieczeństwo. Teoria i Praktyka; 2022, XLVI, 1; 27-45
    1899-6264
    2451-0718
    Pojawia się w:
    Bezpieczeństwo. Teoria i Praktyka
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Итоги российско-белорусских отношений: 2000–2016
    Autorzy:
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/568446.pdf
    Data publikacji:
    2017
    Wydawca:
    Wydawnictwo Adam Marszałek
    Tematy:
    Russia
    Belarus
    EU
    international relations
    balance
    21st century
    Россия, Беларусь
    ЕС
    международные отношения
    баланс
    XXI в.
    Opis:
    The essence of Russia’s relations with Belarus after the end of the 20th century boils down to a specific kind of balance. Thanks to its presence in the institutional forms of close cooperation such as the CSTO, the Union State or the Eurasian Economic Union Minsk enjoys the openness of Russian market and very low prices of imported resources (especially crude oil and gas). What Moscow receives in return can be classified as a sort of intangible goods: greater prestige and a „friendly hegemonic” position in international relations. The balance of the game falls in favor of Lukashenko who takes advantage of his country’s location between the Russian Federation and the EU: Moscow is permanently blackmailed with the possibility of Minsk’s hypothetical turn toward the Western partners.
    Суть отношений России с Беларусью после 2000 года сводится к определенному балансу. Благодаря присутствию в институциональных формах тесного сотрудничества, главным образом ОДКБ, Союзного государства и Евразийского Экономического Союза Минск извлекает выгоду из открытия российского рынка и очень низких цен на сырье (особенно енергоресурсов). То, что Москва получает взамен, можно рассматривать как своего рода неуловимый товар – увеличение престижа и позиция «дружественной гегемонии» в международных отношениях. Баланс игры падает в пользу Лукашенко, который использует расположение страны между Российской Федерацией и ЕС постоянно шантажируя Москву гипотетическую возможностью повернутрь Минск к западным партнерам.
    Źródło:
    Nowa Polityka Wschodnia; 2017, 1(12); 79-81
    2084-3291
    Pojawia się w:
    Nowa Polityka Wschodnia
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    The Morphology of Right Populism in the US and in the EU
    Morfologia prawicowego populizmu w USA i Unii Europejskiej
    Autorzy:
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/620525.pdf
    Data publikacji:
    2017
    Wydawca:
    Uniwersytet im. Adama Mickiewicza w Poznaniu
    Tematy:
    US
    United States
    EU
    Union
    Europe
    right
    populism
    alt-right
    Brexit
    USA
    Stany Zjednoczone
    Unia
    Europa
    prawica
    populizm
    altright
    Opis:
    Prawicowy populizm w Stanach Zjednoczonych i Unii Europejskiej jest jednym z wiodących trendów ich politycznej rzeczywistości. Stąd istnieje konieczność ustrukturyzowania wiedzy na temat tego zjawiska poprzez wyszczególnienie jego głównych wskaźników i wyjaśnienie ich przyczyn. Do głównych jego determinant należą wrogość wobec imigracji, postrzeganie wielonarodowych firm jako zagrożenie dla lokalnych rynków pracy, postulat redukcji biurokracji, antyelitaryzm, odmienne rozumienie polityki międzynarodowej połączone z nowym otwarciem w stosunkach z Rosją. Różnorakie ruchy populistyczne wynikają z kilku czynników, takich jak znaczny wzrost imigracji w Europie, narastanie długu publicznego, wszechogarniająca biurokracja, poważne znaczenie międzynarodowych korporacji, powódź ataków terrorystycznych lub negatywne tendencje demograficzne. Ideologię właściwego populizmu można odnieść do dwóch różnych tradycji: do indywidualistycznego libertarianizmu (który częściowo determinuje ideologię Tea Party i niektórych innych ruchów amerykańskich) oraz do prawicowego, kolektywistycznego, plemiennego tradycjonalizmu, bardziej powszechnego na Starym Kontynencie.
    Right populism in the United States and in the European Union is one of the leading trends in their political reality. That is why we need to structurize our understanding of this phenomenon by listing its main indicators and by explaining its causal background. What seems to belong to the leading determinants of the phenomenon is: the hostility toward immigration, the perception of multinational companies as a threat to local labor markets, a postulate to reduce bureaucracy, anti-elitism, another understanding of international politics combined with a new opening in the relations with Russia. Various right populist movements result from several determinants such as a significant increase of immigration in Europe, the growth of national debt, expanding bureaucracy, growing importance of international corporations, a flood of terrorist attacks or negative demographic tendencies. The ideology of right populism can be referred to two different traditions: to individualist libertarianism (which partially determines the ideology of the Tea Party and some other American movements) and to alt-right, collectivist, tribal traditionalism, which is more common in the Old Continent.
    Źródło:
    Środkowoeuropejskie Studia Polityczne; 2017, 4; 59-78
    1731-7517
    Pojawia się w:
    Środkowoeuropejskie Studia Polityczne
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    The Idea of War in Russian Political Thought after 1991
    Idea wojny w rosyjskiej myśli politycznej po roku 1991
    Autorzy:
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/32304300.pdf
    Data publikacji:
    2023
    Wydawca:
    Uniwersytet im. Adama Mickiewicza w Poznaniu
    Tematy:
    Russia
    political thought
    war
    militarism
    Rosja
    myśl polityczna
    wojna
    militaryzm
    Opis:
    As time passed, in Russian political thought after the collapse of the Soviet Union, militarism or even an apology for war came to the fore. The aim of the study was to detect the most important models of this trend, taking into account the timeline of the Crimean events in 2014, and to attempt to explain its background in the absence of significant military threats to Russia from the international environment. Four main models of post-Soviet militarism have been distinguished: a) the rational model, pointing to the effects of military action in the modern world; b) the dualistic model of a clash between the traditionalist Russian civilization and the corrupt and expansionist West; c) the fatalistic concept of war as an inevitable aspect of the maturation of societies; d/the revivalist model, where war is treated as a device of social mobilization.
    W miarę upływu czasu w rosyjskiej myśli politycznej po upadku Związku Radzieckiego w coraz większym stopniu dochodził do głosu militaryzm lub nawet apologia wojny. Zadaniem studium było wykrycie najważniejszych modeli tej tendencji z uwzględnieniem cezury czasowej wydarzeń krymskich 2014 roku, a także podjęcie próby wyjaśnienia jej podłoża przy braku istotnych czynników militarnego zagrożenia dla Rosji ze strony otoczenia międzynarodowego. Wyróżniono cztery główne modele militaryzmu postsowieckiego: a) racjonalny, ekspercki wskazujący na skutki podjęcia działań militarnych we współczesnym świecie; b) dualistyczny model zderzenia tradycjonalistycznej cywilizacji rosyjskiej z zepsutym i ekspansjonistycznym Zachodem; c) fatalistyczny koncept wojny jako nieuniknionego aspektu dojrzewania społeczeństw; d) model „odrodzeniowy”, gdzie wojna stanowi głównie środek mobilizacji społecznej.
    Źródło:
    Przegląd Politologiczny; 2023, 2; 5-22
    1426-8876
    Pojawia się w:
    Przegląd Politologiczny
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Mutualizm czynnika politycznego i psychologicznego w kontekście starzenia się społeczeństw
    Autorzy:
    Diec, Agata
    Diec, Joachim
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2157662.pdf
    Data publikacji:
    2015
    Wydawca:
    Instytut Studiów Międzynarodowych i Edukacji Humanum
    Tematy:
    aging
    politics and psychology
    Opis:
    Aging is a significant characteristic of modern world’s population despite some regional differences. It strongly influences both the political sphere and the mental one, which are profoundly interrelat- ed. Aged democratic societies contrary to the ones governed by authoritarian regimes tend to impose a characteristic input of social demands to the system claiming a conversion towards solutions which might be less acceptable to the younger part of the population. This poses a threat of young adults’ mi- gration and in the same way some intensification of a new social burden. Older societies because of their average mental construction present more rational elective preferences, rely more on recommendation and habits, fossilizing the political stage. On the other hand, the political factor may affect the mental sphere of aging societies as well both because of physical/economic reasons and direct psychological im- pact. In the first case the matter of dispute lies mostly in fear and frustration caused by limited abilities of self-defense whereas the direct impact boils down to such outputs as strengthening stereotypical stig- matization, the feeling of marginalization or anxiety of a person whose contextual world is fading away.
    Źródło:
    Społeczeństwo i Edukacja. Międzynarodowe Studia Humanistyczne; 2015, 2(17); 109-116
    1898-0171
    Pojawia się w:
    Społeczeństwo i Edukacja. Międzynarodowe Studia Humanistyczne
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Rosyjska siła. Siły zbrojne i główne problemy polityki obronnej Federacji Rosyjskiej w latach 1991-2010
    Autorzy:
    Grabowski, Tomasz W.
    Diec, Joachim
    Piątek, Jarosław J.
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/books/2022463.pdf
    Data publikacji:
    2011
    Wydawca:
    Instytut Geopolityki
    Opis:
    The aim of the dissertation was to thoroughly examine and assess Russia’s military potential, as well as to analyze this country’s attitude towards current military security issues. The examination of these notions followed the reflection on conditions and doctrinal assumptions of Russian defense policy. Contemporary international relations are characterized by a previously unseen degree of interaction between the particular subjects to the international system, transfrontier integration, as well as diminishing the risks related to versatile cooperation. This is connected with the rising economic interdependence, the increasing social mobility and the pervasion of cultural patterns on a global scale. In this context, one might expect the traditional hard power – solving quarrels by force and armed conflicts – to have become a thing of the past. Unfortunately, the situation is different, which has been proven by subsequent events in the international politics. The military security policy still remains a priority in home and foreign affair of the countries; non-national subjects are a source of new kinds of threats; new means and methods of war tactics are being devised. Stability is threatened by the fact that some countries have clearly become superior to others, as regards military technology, and they military potential has increased. It makes other subjects feel in danger and it also determines their expenditure for military purposes. The analysis of contemporary relations between the actors of world politics or even the simple perception of the most important events in the world, clearly indicate that armed conflicts are an indelible element of international relations. There are, however, certain areas of relatively permanent peace; the number of human casualties has been partially limited thanks to the application of new forms of warfare. While assessing the influence of socio-cultural factors on Russian defense policy, the causality theories related to international relations were applied. The inquiry led to the conclusion that the role and the meaning of the factor of the mentality approving the use of military force, in the case of Russia, is best expressed in the so-called “modified unicausality theory.” In this case, the mentality factor is not an independent causal variable, but an intervening variable, affecting the final result, but not being the decisive factor. Therefore, Russia’s decision to use military force is currently possible only if it is based on premises more measurable than the mentality factor, although, when facing the risk of a conflict, the mentality speaks for undertaking military actions. This was followed by the assessment of contemporary Russian approach to military issues. It has been determined that the approach is to a large extent reactive to the findings of American military theoreticians and that it is based on observations of the American warfare. Russian military theoreticians attempt to acquire concepts and methods of warfare devised and introduced by the Americans. It is, at the same time, plain to see that the theoreticians who attempt, using complex ways, to implement American achievements in their homeland, face quite a strong resistance from conservative military people. The analysis of Russian war doctrine was focused on the perceptions of outer threats and the assessment of situations in which Russia allows itself to use force. The research led to the conclusion that, in the military area, the Russians still concentrate strongly on competing with major subjects of the international system and that they feel threatened by actions undertaken by western countries. Asymmetrical dangers are considered as definitely inferior. This can be proven by the formal framework of the doctrine: terrorism is placed as last but one among the threats, the last ones being ethnic and separatist conflicts. The interpretation of the parts of the doctrine concerning hypothetical situations in which Russia allows itself to use force leads to the conclusion that the country aims, above all, at preserving its own integrity and its influence on post-Soviet countries. Strategic Nuclear Forces still remain the basic instrument of threat towards the potential aggressor and conventional forces ensure dominance within the area of “neighboring foreign countries”. Subsequent chapters assess the Russian military potential. The position of the country’s Armed Forces in the world is determined by two main factors: the financial level and the technological level. As regards financial issues, after the 1990s, critical for the army, thanks to the income from the export of energetic resources, it became possible to ensure a stable increase in expenditures for military purposes. However, the corresponding expenditures in the USA are more than ten times higher. Russia is also still inferior to China, as regards military investments, which eventually has to result in Beijing assuming higher position than Moscow in the area of conventional arms. Most of the military expenditures in Russia place the country among such states as Germany and France. As regards the technological level, Russian military enterprises are not prepared for the serial production of highly precise weapons, and the quality of the production is constantly decreasing. The dependence of home entrepreneurs from foreign suppliers is increasing. The low level of Russian arms is further proven by a high number of complaints about its quality, submitted by foreign purchasers. The most significant problem of Strategic Nuclear Forces is the passing service life of missiles and warheads, the difficulties with modernizing them, as well as the gaps in the missile early warning system. As regards Missile Strategic Arms, because of the need to withdraw the SS18, SS-19 and SS-25 missiles, it will be impossible to fill the gaps by introducing the new RS-24 missiles, as they are being introduced slowly and their quantity is low. A critical situation can also be observed with regard to the naval part of the strategic triad. These force’s ability to complete its tasks is negatively influenced by two crucial factors. Firstly, Russian submarines are kept in bases most of the time. 50% of the American SSBNs are constantly patrolling, thus being prepared to counter-strike, whereas in Russia, the percentage is 10-15% (which means 1 or at most 2 SSBNs patrolling). Secondly, the widespread degradation of Russian conventional naval forces deprives Russian SSBNs of proper defense against the enemy’s fleet. Therefore, even those few Russian SBBNs patrolling during the outbreak of a conflict are very likely to be destroyed. Naval Strategic Forces also face very serious consequences in connection with constantly delayed works on the “Bulava” missile. Due to the ongoing degradation of Strategic Nuclear Forces, it is especially important for Russia to negotiate disarmament with the USA. The “new START” treaty, signed in 2010, is generally beneficial for Russia. Additional disarmament negotiations situate Russia again (although illusively) as one of two superpowers deciding about the fate of the planet. Russia’s attitude towards the American missile defense project is obviously negative. In this area, Moscow has not managed to secure its own interests (President Obama’s concessions were only tactical) and this issue is going to remain the main point of relations between Russia and America. An agreement can be reached, only if Russia is included in the missile defense system designed by the USA. On the other hand, from the military point of view, this system poses no threats to the position of Russia, whose nuclear potential is able to prevail over any missile defense. Russia’s attitude is more political and it expresses objection to America’s one-sided politics in the world. The subsequent part of the dissertation was devoted to the assessment of Russian conventional forces. Land Forces has been perceived as the type of Russian Armed Forces worst adapted to contemporary battlefield conditions. This can be proven by low technological level of the weaponry (large amounts of outdated equipment, designed and produced under the influence of enthusiasm after the victory during the Second World War), as well as insufficient training of the soldiers. Air Force also do not provide appropriate defense of the country from avian attacks; what is especially apparent is the lack of preparedness to counterattack with precision weapons. Vast areas of the country are not only deprived of missile means of air defense, but also of radiolocation control. Therefore, a potential enemy can (using, for example, maneuvering missiles), easily access the strategically significant objects. Also in Air Forces, the lack of new equipment is apparent. The potential of the Navy is constantly diminishing, due to the necessity to withdraw more and more units from service. At present, Russian Navy’s level is incomparable to the potential of NATO’s navy. The investments planned for this branch of Russian Armed Forces are insufficient. In comparison to this, the Airborne Troops looks positive. It is a very effective, well-equipped quick reaction force which, thanks to its mobility, is able to act even in remote territories, efficiently securing Russian Federation’s interests. The assessment of conventional forces’ potential was followed by the analysis of the role those forces play in Russian defense policy in postSoviet areas. From the general point of view, all the events in which Russia used armed forces outside the country’s borders ended in Moscow’s success and made it possible to secure the area of influence. However, quoting D. Trienin, it was the victory of tactics at the cost of strategy. Using the “counter-regions” within former Soviet republics in order to weaken the position of newly created states in the international context led to a side effect which was the state of permanent instability in many areas near the Russian border. A long-term perspective shows this to be very costly for Russia. The war with Georgia has been assessed in a similar way. It brought Russia military victory and helped reach temporary goals (like preventing Georgia from accession to NATO), but it also created a difficult geopolitical situation. As regards its most vital interests, Russia has come into a state of permanent conflict with one of its most significant neighbors. The longer time perspective will probably prove it to be a serious drawback for Russian politics. Another subject to be assessed was the activity of collective security structures in post-Soviet territories. The Collective Security Treaty Organization, although it has achieved some significant goals, needs quick reforms. Recent events have shown that the organization is ineffective when facing asymmetrical threats. Future alterations ought to change CSTO’s profile, in order to make it useful during irregular conflicts. The dissertation is concluded by the reflection on the reform of Russian Armed Forces while Minister Sierdiukov holds his office. The positive aspect is the general direction of organizational changes, i.e. introducing new, tri-gradual structures with clearly determined objectives regarding each grade, integrating forces and means in brigades and airbases, as groups of constant combat readiness, limiting the excessive officers’ corpus, liquidating the majority of military units, and centralizing the training system. However, within two years of Sierdiukov’s reforms, Russian Armed forces have not achieved any notable increase in military potential. No organizational changes can diminish the consequences of the lack of modern weapons. The gaps in equipment, exposed during the war with Georgia, have not been filled yet.
    Целью настоящей работы являлась оценка военного потенциала России, а также анализ политики Российской Федерации в отношении к текущим вопросам военной безопасности страны. Перед рассмотрением этих проблем, были проанализированы общественно-культурные условия российской воинственности и доктринальные предположения военной политики России. Современные международные отношения характеризуются беспрецедентной степенью взаимодействия между различными субъектами международной системы и трансграничной интеграцией, а также нейтрализованием угроз на основе многостороннего сотрудничества. Это было связано с ростом экономической взаимозависимости с социальной мобильностью общества и увеличением проникновения культурных моделей в глобальном масштабе. Может казаться, что традиционная военная сила, разрешение споров с помощью армии и флота, а также вооруженные конфликты - дело прошлого. Но, к сожалению, это не так. Последние события в международной политике показывают, что применение военной силы все время остается одним из ключевых элементов внешней политики государства. Возникли новые виды угроз со стороны негосударственных субъектов, разрабатывают новые средства и методы ведения войны. Достигнутое некоторыми странами преимущество в области военной техники и увеличение военного потенциала этих государств мешают расширить зоны стабильности. Это вызывает чувство опасности у других участников международной жизни и определяет рост их военных расходов. Анализ современных отношений между субъектами мировой политики, или даже простое восприятие важнейших событий в мире, ясно показывает, что вооруженные конфликты являются постоянным элементом международных отношений. Только нескольким регионам удалось остаться в состоянии всеобщего мира, удалось сократить потери за счет использования новых форм ведения войны. В первой главе настоящей работы, при оценке воздействия социально-культурных факторов на военную политику России, были использованы теории причинности в международных отношениях. Исследования позволили прийти к выводу, что роль и значение менталитета в применении военной силы в случае России, хорошо объясняет так называемая ‘теория смодифицированной причинности’. Согласно этой теории, говоря о России, менталитет не является самостоятельной причиной применения военной силы. Решение начать войну в России может быть принято только на почве более серьезных причин, чем воздействе менталитета. Однако, в чрезвычайном положении, менталитет приводит к военным мерам и является, так называемой, косвенной причиной военных действий. Следующая часть работы содержит оценку современной русской военной мысли. Можно сделать вывод, что русские теоретики в значительной степени лишь реагируют на достижения американских теоретиков и наблюдют за войнами, которые ведут США. Они пытаются ассимилировать разработаны и внедрены американцами концепции и методы ведения военных действий. В то же время русские теоретики, которые пытаются целиком внедрить в России достижения американских ученых встречаются с довольно сильным сопротивлением консервативно настроенных военных. Анализ военной доктрины России был сосредоточен на восприятии Москвой внешних угроз и на определенных в доктрине ситуациях, в которых Россия предъявляет права на применение военной силы. Исследование показало, что в военной сфере, русские все еще, в значительной степени, сосредоточиваются на соперничестве с величайшими актерами международной системы и чувствуют опасность со стороны западных стран. Асимметричные опасности находятся на дальших местах. Терроризм упоминается на предпоследнем месте среди всех опасностей, этнические и сепаратистские конфликты – на последнем. Интерпретация предпожений доктрины определяющих ситуации, в которых Россия предъявляет права на применение силы, приводит к выводу, что Российская Федерация, в первую очередь, стремится сохранить свою целостность, а также зону влияния в постсоветском пространстве. Стратегические Ядерные Силы остаются основным инструментом сдерживания потенциальных агрессоров, а обычные вооружения позволяют доминировать России в "ближнем зарубежье". В следующих главах работы оценивается военный потенциал России. Статус вооруженных сил этой страны в мире определяется, в основном, двумя факторами. Первый, это уровень финансирования, второй – технический уровень орудий. Что касается финансирования, то очень тяжелые для армии были 90-ые годы, но в новом веке, используя доходы от экспорта энергоресурсов, удалось обеспечить постоянный рост военных расходов. Однако, аналогичные расходы в США, по-прежнему, в десять раз больше. С точки зрения военных инвестиций Россия также постоянно теряет позицию в отношении к Китаю, что в конечном итоге приведет к устойчивому преиммуществу Пекина над Москвой в области обычных вооружений. Принимая во внимание сумму военных расходов России, она находится среди таких стран, как на пример Германия или Франция. Говоря о техническом уровне российского оружия, следует подчеркнуть, что российские компании не готовы к серийному производству высокоточного оружия, а качество их производства неуклонно снижается. Также углубляется зависимость отечественных предпринимателей от иностранных поставщиков. О низком техническим уровне российского оружия свидетельствует также большое количество жалоб относительно его качества, получаемых от иностранных покупателей. Самой большой проблемой Стратегических Ядерных Сил является исчерпывание ресурсов ракет и боеголовок, трудности их модернизации, а также проблемы связанные с системой раннего предупреждения о ракетном нападении. Ракетные Войска Стратегического Назначения были вынуждены вывести из употребления ракеты SS-18, SS-19 и SS-25. Покрытие этих ущербов возможно только благодаря внедрению в строй новых ракет РС-24, но они употребляются медленно и в небольших количествах. Критическая ситуация имеет место в морской части стратегической триады. На способность этих сил выполнить поставленные перед ними задачи негативно влияют два важных фактора. Первый, это факт. Из числа российских ракетных подводных лодок стратегического назначения оснащенных межконтинентальными баллистическими ракетами (ПЛАРБ) большинство находится в морских базах хранения. Если из всех американских ПЛАРБ 50% постоянно патрулируют океанские пространства, и таким образом сохраняют возможность задачи ответного удара, то в случае России этот показатель составляет 10- 15% (т.е. 1, максимум 2 ПЛАРБ на патруле). Во-вторых, деградация обычных Военно-Морских Сил России отрицает адекватную защиту ПЛАРБ от нападения вражеских кораблей. Таким образом, даже у тех немногих российских ПЛАРБ, которые будут патрулировать океаны в момент начала конфликта, немного шансов на выживание. Очень серьезные последствия для морских стратегических сил также может принести непрерывное запаздывание в разработке ракеты "Булава". В связи с постепенной деградацией Стратегических Ядерных Сил, представляющих особую важность для России, Москва ведет переговоры с США о разоружении. Подписание в 2010 г. нового соглашения СНВ, как правило, выгодно для России. Кроме того, переговоры по разоружению возвращают (но обманчиво) Россию в положение одной из двух сверхдержав решающих судьбу планеты. В отношении к планам США по ПРО Россия принимает критичную позицию. В этой области, Москва не достигла прочной безопасности (уступки Обамы были только тактическими) и проблема будет ещё в центре российско-американских отношений. Соглашение возможно только при включении России в американскую систему ПРО. С другой стороны, эта система, с военной точки зрения, пока еще не угрожает позиции России, у которой ядерный потенциал способен прорвать любую противоракетную оборону. Сопротивление России имеет более политический характер и означает выступление против односторонней политике США в мире. Следующая часть работы содержит оценку обычных Вооруженных Сил России. Сухопутные войска были оценены как крайне небоеспособны в современных условиях ведения военных действий. Об этом свидетельствует низкий технологический уровень оружия (большое количество устаревшего оборудования, разработанного и произведенного под впечатлением победы во Второй мировой войне), и слабая подготовка солдат. Военно-воздушные силы не защищают страны от воздушного удара; особенно не готовы к отражению нападения с применением высокоточного оружия. Огромные районы страны не только лишены противовоздушной обороны, но и радиолокационного контроля. В таком случае, у любого противника открытый доступ к объектам, которые имеют стратегическое значение. Кроме того, в ВВС - крайне вопиющие недостатки в поставке нового оборудования. Потенциал Военно-морского флота постоянно снижается в связи с необходимостью вывода из эксплуатации кораблей. На данный момент, ВМФ России совершенно несопоставимый с потенциалом военно-морских сил НАТО. Планируемые инвестиции в этот вид Вооруженных сил России являются недостаточными. На этом фоне положительно отличаются Воздушно-десантные войска. Они являются очень эффективными, хорошо оснащенными силами быстрого реагирования, которые благодаря своей мобильности могут выполнят задачи даже в территориально отдаленных местах и эффективно защищать интересы России. После оценки потенциала обычных Вооруженных сил в настоящей работе была проанализирована роль, которую эти силы играют в военной политике России на постсоветском пространстве. В общей оценке, все случаи применения военной силы Россией за пределами страны, закончились успехом и позволили Москве сохранить свою собственную сферу влияния. Однако, по словам Д. Тренина, это всегда была победа тактики за счет стратегии. Использование "контр-регионов" в бывших советских республиках для ослабления международных позиций этих новых стран, принесло неожиданный эффект - состояние нестабильности в приграничных регионах России. В конечном счете, для российского государства, это оказалось неблагоприятным. Похоже представляется оценка войны с Грузией. Россия одержала победу в военном смысле и достигла ближайших целей (в том числе предотвратила вступление Грузии в НАТО), но война создала сложную геополитическую ситуацию. В зоне своих жизненных интересов Россия нашлась в постоянном противоречии с одним из наиболее важных соседей. Вероятно, в долгосрочной перспективе это будет серьезным препятствием для российской политики. В работе была проанализирована деятельность коллективных структур безопасности на постсоветском пространстве. Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), хотя добилась довольно серьезных достижений,нуждается в немедленных и серьезных реформах. Последние события показали, что ОДКБ является неэффективной в борьбе с асимметричными угрозами. Необходимо изменить профиль ОДКБ, чтобы сделать её полезной в нерегулярных конфликтах. Настоящая работа заканчивается обсуждением реформ Вооруженных сил России во время срока полномочий министра обороны А. Сердюкова. Реформу следует рассматривать как положительный в общем направлении шаг. Важные организационные изменения: введрение новой трехуровневой структуры армии с четко определенными задачами, интеграция сил и средств в бригадах и авиационных базах как отрядах постоянной готовности, сокращение гипертрофического офицерского корпуса, ликвидация большинства воинских частей, централизации системы обучения. Тем не менее, в течение двух лет реформы Сердюкова не достигнуто существенного увеличения боевого потенциала. Недостатки в оборудовании, известные с момента войны с Грузией, как раньше - не исправлены. Никакие организационные изменения не ликвидируют последствий отсутствия современного оружия.
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Książka
      Wyświetlanie 1-9 z 9

      Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies