Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

English (EN)·Polski (PL)·Yкраїнський (UK)
Przejdź do strony domowej biblioteki Centralna Biblioteka Wojskowa Link otwiera się w nowym oknie Logo biblioteki Prolib Integro - strona głównaCentralna Biblioteka Wojskowa

Wyszukujesz frazę "топос" wg kryterium: Temat

  Lista filtrów
Wyrównaj
    Wyświetlanie 1-2 z 2
    Tytuł:
    «Гости съезжались на дачу...»: к вопросу о дачном топосе в лирике Александра Кушнера
    “The guests were arriving at the dacha...”: on the dacha topos in the poetry of Alexander Kushner
    Autorzy:
    Sadzińska, Ewa
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/651311.pdf
    Data publikacji:
    2018
    Wydawca:
    Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
    Tematy:
    дача
    топос
    дачное пространство
    Вырица
    А. С. Кушнер
    поэзия
    dacha
    topos
    dacha space
    Vyritsa
    Alexander Kushner
    poetry
    literary tradition
    Opis:
    The topos of the dacha – like the topos of the city (St. Petersburg) and that of the garden – is an important element of the spatial dimension of Alexander Kushner’s poetic world. The article attempts to trace the productivity and functionality of the topos in selected texts of this contemporary poet. Attention is drawn to the characteristics of the categories of time and space, the constituents of the life on the dacha , as well as connections with the literary tradition. When taking up the subject, Kushner updates the rich semantics of the topos: the dacha as a place of retreat for a poet, a place of rest and work, the little homeland, a paradise on Earth.
    Топос дачи – наравне с топосом города (Петербурга) и сада – является существенным элементом пространственной картины мира А. С. Кушнера. В статье рассматривается функционирование топоса в выбранных стихотворениях поэта, выявляется своеобразие пространственно-временной характеристики дачи и ее бытовых составляющих, а также указываются связи с литературной традицией. Обращаясь к дачной теме, поэт актуализирует богатую семантику топоса: дача как место уединения, приют поэта, место отдыха и труда, малая родина, (земной) рай.
    Źródło:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2018, 11; 143-155
    1427-9681
    2353-4834
    Pojawia się w:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
    Tytuł:
    Птичий Рай: о судьбе райских птиц на Руси в Новое время
    Autorzy:
    Кузнецова, Ольга
    Powiązania:
    https://bibliotekanauki.pl/articles/2034781.pdf
    Data publikacji:
    2021-12-23
    Wydawca:
    Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
    Tematy:
    райская птица
    книжная и народная культуры
    Новое время
    топос рая
    эклектичность
    bird of paradise
    high culture and folk culture
    Modern Times
    the Garden of Eden topos
    eclecticism
    Opis:
    Статья посвящена истории образов чудесных птиц в русской культуре XVII—XVIII веков. На стыке Средневековья и pаннего Нового времени сирин, алконост, феникс, гамаюн и дру- гие райские птицы претерпевают метаморфозы: они сближаются, приобретают общие черты и в конечном счете начинают смешиваться в текстах и визуальной культуре. Кроме того, в круг райских птиц включаются реально существующие виды с ярким оперением или необычным го- лосом: павлины, канарейки, попугаи, снегири. Этот новый «птичий пантеон» возникает под вли- янием перехода от средневекового книжного мышления к новому, рационалистическому, и од- новременно при переходе образов из элитарной культуры в массовую. Народное воображение создаёт идеализированный топос рая с лубочно-яркими персонажами и их диковинными свой- ствами: гротеск в этом художественном пространстве служит для усиления экспрессии. В то же время в литературе гиперболические описания птиц уходят в сферу комического: с помощью чрезмерных характеристик персонажи басен и публицистических произведений высмеиваются (ворона с «ангельским» голосом, в павлиньих перьях и др.).
    The article discusses the model of synthesising literary images (eclecticism) with reference to the history of birds of paradise in Early Modern Russia. In medieval Russian books, legendary birds (Sirin, Alkonost, Phoenix, Gamayun, etc.) are depicted and described with their individual characteristics. Some of them have human features (anthropomorphism), others have no legs and never sit on the ground; some can heal, others can be reborn; some fascinate with their singing, others control the elements. In medieval culture, the images of these miraculous birds almost never merge. In the Early Modern Russian culture, a new “bird pantheon” is being created, the representatives of which are united on a twofold basis: external splendour and special properties of voice. The pantheon includes both characters of medieval legends and real-life birds, especially exotic ones, with which the Russian people begin to get acquainted then, mixing truth and fiction in stories about them. Birds of the “paradise pantheon” replace each other and are being combined. The symbolic paradise in folk culture becomes a space in which their various features are permitted to interact. The hyperbolisation of brightness, beauty and magical properties is perceived in this context as natural and harmonious, and various birds, getting into the “pantheon”, lose their individual characteristics and acquire features of their “neighbours”. In a drawing a parrot is called a peacock. A canary and a parrot in a wood carving look like a rooster. Gamayun and Alkonost become anthropomorphic (like Sirin) and acquire peacocks’ tails. The Sirin’s images bear the inscription “Pharaoh”, because the siren (sirena) is called “faraonka” in the Russian culture. However, the same eclecticism of images and features receives an ironic interpretation in fables and journalistic genres of the 18th century. The enumeration of beauties and wonders turns into grotesque, the multiplication of birds’ names, where a peacock and a crow, a parrot and an eagle appear alongside, leads to ridiculing the overall image. The parrot and the raven can replace each other in different translations of a fable because both of them have the ability to speak, but the expectation of a beautiful singing from the crow is a subject of a comic story. Alexander Shishkov enhances the confusion, naming not only well-known allegories (the parrot as a stupid chatterbox and imitator; a crow in peacock’s feathers), but also turning the narrative (a peacock in a crow’s feathers). Beautiful and great things become comic and ridiculous in the new culture, but remain relevant in modern kitsch.
    Źródło:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2021, 14; 9-16
    1427-9681
    2353-4834
    Pojawia się w:
    Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
    Dostawca treści:
    Biblioteka Nauki
    Artykuł
      Wyświetlanie 1-2 z 2

      Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies