Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

Wyszukujesz frazę "tsarist" wg kryterium: Wszystkie pola


Wyświetlanie 1-3 z 3
Tytuł:
Oktawian Jeleński – Polak w carskim mundurze. O Rosjanach i relacjach polsko-rosyjskich w XIX wieku
Oktawian Jeleński – a Pole in the Tsarist Military Uniform. On the Russians and Polish-Russian Relations in the Nineteenth Century
Autorzy:
Caban, Wiesław
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/654088.pdf
Data publikacji:
2019
Wydawca:
Polska Akademia Nauk. Instytut Historii im. Tadeusza Manteuffla PAN w Warszawie
Tematy:
relacje polsko-rosyjskie w XIX w.
Oktawian Jeleński
Rosja carska XIX w.
Rosjanie wobec powstania styczniowego
Polish-Russian relations in the 19th century
tsarist Russia of the 19th century
Russian towards the January Uprising
Opis:
Oktawian Jeleński z pozycji oficera armii carskiej charakteryzuje społeczeństwo rosyjskie w latach czterdziestych–osiemdziesiątych XIX w. Opisuje stosunek elit rosyjskich do powstania styczniowego. Poddaje krytyce politykę Rosji wobec Polaków zamieszkałych na Ziemiach Zabranych. Jego zdaniem Polak daleko mocniej odczuwał tu politykę represji, niż to miało miejsce w głębi Imperium Rosyjskiego. 
In his “Meditations and Memories of a Pole”, Oktawian Jeleński characterised the everyday life in the country led by the military men, landed gentry, peasants, merchants, Russian women, and Orthodox clergy. In addition, he devoted a lot of attention to the Polish-Russian relations during the January Uprising (1863–64). He took part in discussions held in salons in Moscow in which their participants sympathised with Poles.In the 1880s, he started collaboration with the Polish weekly Kraj (Country) published in St Petersburg, to which he wrote texts on the lives of Poles from various regions of the Russian Empire. Undoubtedly, Jeleński took a conciliatory position, but he strongly criticized all undertakings of the Russian administrative and police apparatus aimed at weakening the Polish spirit, especially in the Northwestern Krai. As for himself, Jeleński saw the possibility of establishing good relations between Poles and Russians, hampered in his opinion by the so-called patriotic historiography. He believed that the time would come for an objective assessment in the Russian historiography on the subject of Poles’ attitudes towards Russia throughout the nineteenth century. He believed that at that time his countrymen would not be blamed for their lack of patience and extreme hot-headedness.Jeleński’s memories testify that a Pole wearing the tsarist military uniform did not have to deny his Polishness and the Catholic faith. 
Октавиан Еленский в своих «Размышлениях и воспоминаниях поляка» охарактеризовал жизнь военных в глубинке, помещиков, крестьян, купечества, российских женщин, православного духовенства. Кроме того, он уделил много внимания польско-российским отношениям в период Январского восстания. Он принимал участие в беседах, которые велись в московских салонах, во время которых симпатизировали полякам.В 1880-х годах Еленский стал сотрудничать с петербургским «Краем», в котором он печатал информацию о жизни поляков из разных регионов Российской империи. Без сомнения Еленский находился на примиренческих позициях, но подвергал резкой критике всякие начинания российского административно-полицейского аппарата, направленные на ослабление польского духа, особенно в Северно-Западном Крае. Еленский, лично, видел возможность наладит хорошие отношения между поляками и русскими. Препятствием на пути к этому соглашению стала т.н. патриотическая историография. Он верил, что придет время объективной оценке российской историографией отношения поляков к России в течение всего XIX века. Он верил, что тогда его соотечественников не будут обвинять в нехватке терпения и крайней запальчивости.Мемуары Еленского являются свидетельством того, что поляк в царском мундире не должен был отрекаться от польскости и католицизма.
Źródło:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej; 2019, 54, 1; 117-134
2353-6403
1230-5057
Pojawia się w:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
„Refleksje” kanclerza koronnego Jana Małachowskiego (1755–1757)
The “Reflections” by Great Crown Chancellor Jan Małachowski (1755–57)
Autorzy:
Szwaciński, Tomasz
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/654065.pdf
Data publikacji:
2019
Wydawca:
Polska Akademia Nauk. Instytut Historii im. Tadeusza Manteuffla PAN w Warszawie
Tematy:
I Rzeczpospolita
Rosja carska
Saksonia
Warszawa
Petersburg
Drezno
Jan Małachowski
Polish-Lithuanian Commonwealth
tsarist Russia
Saxony
Warsaw
St Petersburg
Dresden
Opis:
Praca jest poświęcona analizie „Refleksji” kanclerza wielkiego koronnego Jana Małachowskiego, które zostały przygotowane w 1755 r. Stanowiły one złożoną przez kanclerza na ręce sekretarza rosyjskiego poselstwa w Warszawie Jana Rzyszczewskiego propozycję nowego ułożenia przez Rosję spraw polskich. Celem Małachowskiego było wzmocnienie swojej pozycji na polskiej scenie politycznej. Rosja wykorzystała „Refleksje”, wpisując je w 1757 r. do instrukcji nowego dyplomaty w Polsce Michaiła Wołkonskiego, jednak kanclerz nie osiągnął spodziewanych korzyści. 
In 1753, Great Crown Chancellor Jan Małachowski joined the so-called “Kolbuszowa party”, which meant his entering into conflict with the Saxon-Polish court. Despite this, he did not intend to remain in opposition, although he ruled out agreement with the leader of the new court party, Jerzy August Mniszech. In 1755, he began correspondence with the first Saxon minister Heinrich Brühl and with the secretary of the Russian mission in Warsaw Jan Rzyszczewski. He intended to gain decisive influence on the situation in the Commonwealth through Russian protection, and the Dresden court would be forced to accept this situation. The article presents and analyses Russian diplomatic correspondence on this issue. The Russians agreed to Małachowski’s presentation of his project of arrangement of Polish affairs.In October 1755, the chancellor presented Rzyszczewski with his “Reflections”. He wrote in them that although Russia had always wanted to keep peace in Poland and to observe the laws, it was portrayed by supporters of France as a force using violence. Even if that was the case, wrote the chancellor, it served the Poles themselves. Russia’s attitude to Poles he compared to a father using the rod to discipline his unruly children. Małachowski asked that a new Russian ambassador be quickly appointed in Poland, who would be a mediator in conflicts. As a model, he cited the example of the impartial mediation of Tsar Peter I between August II and the confederates in 1716. At the end of the project, Małachowski suggested that the new Russian diplomat should organise Polish affairs through the persons of Polish primate and chancellor. This was to serve Małachowski to become an administrator of order in Poland alongside the new Russian ambassador. St Petersburg’s response to Małachowski’s proposals was cautious, the case was being postponed. The immediate effect was that in 1756 the chancellor was put back on the Russian pay list with the amount of 7,000 rubles a year.In April 1756, a decision was made in St Petersburg to send a new diplomat to Poland. Although this was due to the broader plans of Russia, Małachowski was told that this step was due to his requests. Encouraged by this declaration, the chancellor began new negotiations with Brühl, and kept St Petersburg informed in detail. He told the Saxon first minister that Russia had offered him partnership in resolving Polish conflicts. However, due to the silence of St Petersburg, the matter was brought to an impasse. It was only in March 1757 that the text of Małachowski’s “Reflection” was quoted as a fragment of instructions for the new Russian diplomat in Poland, Mikhail Volkonsky. Małachowski, however, did not obtain any personal benefits from this. 
Канцлер великий коронный Яна Малаховский в 1753 г. примкнул к т.н. «Кольбушовской партии», что означало вступление в конфликт с саконско-польским двором. Несмотря на это, он не намеревался оставаться в оппозиции, однако исключал примирение с руководителем новой придворной партии Ежи Августом Мнишеком. В 1755 г. Малаховский начал переписываться с первым министром Саксонии Генрихом Брюлем, а также с секретарем российского посольства в Варшаве Яном Ржищевским. С помощью российского покровительства он намеревался приобрести решающее влияние на ситуацию в Речи Посполитой. Дрезденский двор был бы принужден примириться с таким положением дел. В тексте была представлена и проанализирована российская дипломатическая переписка, касающаяся этого вопроса. Русские согласились на то, чтобы Малаховский предъявил им проект исправления польских дел.В октябре 1755 г. канцлер представил Ржищевскому свои «Рефлексии». Он отметил в них, что хотя Россия всегда желала сохранить в Польше мир и соблюдать законы, то была представлена сторонниками Франции, как держава, прибегавшая к насилию. Даже если так и было, писал канцлер, то это было полезно самим полякам. Он сравнил отношение России к полякам к отцу, применявшему розги к непослушным детям.Малаховский просил, чтобы быстро назначить нового российского посла в Польше, который стал бы арбитром в конфликтах. Он приводил в пример беспристрастное посредничество Петра I между Августом II и конфедератами в 1716 г. В завершении проекта Малаховский напоминал, что новый российский дипломат должен уладить польские дела через посредничество примаса и канцлера. Таким образом Малаховский намеревался обеспечить себе пост наместника в Польше рядом с новым российским послом. Ответ Петербурга на предложения, содержавшиеся в «Рефлексиях» был довольно осторожный, дело было отложено до другого времени. Непосредственным результатом стало возвращение Малаховскому в 1756 г. российского финансирования суммой 7000 рублей в год.В апреле 1756 г. в Петербурге было принято решение послать в Польшу нового дипломата. Несмотря на то, что это было последствием более обширных планов России, Малаховского заверили, что этот шаг был результатом его прошений. Канцлер, поощренный таким заявлением, начал новые переговоры с Брюлем, о которых детально информировал Петербург. Он уверял саксонского первого министра в том, что Россия предложила ему соучастие в разрешении польских конфликтов. Однако из-за молчания Петербурга дело зашло в тупик. Только в марте 1757 г. текст «Рефлексий» Малаховского был приведен, в качестве фрагмента инструкции новому российскому дипломату в Польше – Михаилу Волконскому. Однако Малаховскому это не принесло никакой персональной выгоды.
Źródło:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej; 2019, 54, 1; 27-57
2353-6403
1230-5057
Pojawia się w:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Czy całkowicie dobrowolnie? Okoliczności wstępowania Polaków do carskiego korpusu oficerskiego od konfederacji barskiej do powstania listopadowego
Was it Entirely Voluntary? Circumstances in which Poles Joined the Tsarist Officer Corps between the Bar Confederation and the November Uprising
Autorzy:
Caban, Wiesław
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/2234980.pdf
Data publikacji:
2022
Wydawca:
Polska Akademia Nauk. Instytut Historii im. Tadeusza Manteuffla PAN w Warszawie
Tematy:
okoliczności dobrowolnego wstępowania polskich oficerów do armii rosyjskiej
relacje polsko-rosyjskie od końca XVIII wieku i do lat trzydziestych XIX wieku
circumstances of voluntary joining of Polish officers to the Russian army
Polish-Russian relations from the late 18th century until the 1830s
Opis:
Autor podejmuje próbę określenia skali dobrowolnego wstępowania Polaków do rosyjskiego korpusu oficerskiego na przestrzeni czterech okresów: w ostatnich latach Rzeczypospolitej, w dobie wojen napoleońskich, w latach 1815–1830, w czasie powstania i bezpośrednio po jego upadku.
The author attempts to determine the scale of voluntary enlistment of Poles to the Russian officers’ corps over four periods: in the last years of the Polish-Lithuanian Commonwealth, during the Napoleonic wars, in the period between 1815 and 1830, during the November Uprising and immediately after its fall.
Źródło:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej; 2022, 57, 1; 9-33
2353-6403
1230-5057
Pojawia się w:
Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
    Wyświetlanie 1-3 z 3

    Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies