Informacja

Drogi użytkowniku, aplikacja do prawidłowego działania wymaga obsługi JavaScript. Proszę włącz obsługę JavaScript w Twojej przeglądarce.

Wyszukujesz frazę "культуры" wg kryterium: Temat


Wyświetlanie 1-2 z 2
Tytuł:
Тема метемпсихоза в поэзии Николая Гумилева
The Theme of Metempsychosis in the Poetry of Nikolay Gumilev
Autorzy:
Сундукова, Ксения
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/22446699.pdf
Data publikacji:
2022
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Tematy:
метемпсисхоз
лирика Николая Гумилева
поэтика памяти
синхро-нистские концепции культуры
metempsychosis
lyrics by Nikolay Gumilev
poetics of memory
synchronic concepts of culture
Opis:
В статье рассматривается обращение Николая Гумилева к популярной в литературе Серебряного века теме припоминания прошлых воплощений, понятой как мистическая способность человеческой памяти. Несмотря на постулируемый акмеистами отказ от обращения к мистическому опыту, тема перерождения и воспоминания о прошлых жизнях разрабатывается Гумилевым на протяжении всего его творчества: начиная с книги Романтические цветы и вплоть до ряда стихотворений из книги Огненный столп. С этой точки зрения рассмотрены стихотворения Credo, Сон Адама, Вечность, Прапамять, Память, Заблудившийся трамвай и некоторые другие. Эти тексты обнаруживают определенное сходство на уровне мотивной организации: изображение земной жизни как грезы, а смерти как пробуждения; мотив звона и созвучия, отсылающий к теме творчества; мотив чувственного восприятия земного мира через физическую любовь; мотив пути и жизни как направленного движения. В ранних текстах воспоминание о прошлых жизнях и бытии до рождения окрашены в гармоничные тона, в более поздних стихотворениях на первый план выходят эсхатологические мотивы. Кроме того, в стихотворениях Память и Заблудившийся трамвай тема метемпсихоза метафоризируется, становится способом рассказать об опыте одной прожитой жизни, включенной в широкий мифопоэтический контекст. Интересно, что приписываемое памяти мистическое свойство преодолевать границы жизни созвучно ряду модернистских концепций культуры (Аби Варбург, Томас Стерн Элиот и Осип Мандельштам), подразумевающих воскрешение в творчестве прошедших эпох. Обращение Гумилева к теме метемпсихоза может быть помещено в контекст идеи о культурной синхронии.
The article is devoted to Nikolay Gumilev’s appeal to the topic of recalling past incarnations, understood as the mystical ability of memory. This topic was popular in the period of the Silver Age in Russian literature. Despite the acmeist’s refusal to turn to mystical experience, the theme of rebirth and memories of past lives was realised by Gumilev throughout his entire work, i.e. starting with the book Romantic Flowers and up to a number of poems from the book Pillar of Fire. It is from this point of view that the poems under the titles of “Credo”, “Adam`s Dream”, “Eternal”, “Primal Memory”, “A Memory”, “The Lost Tram”, and others are considered. These texts are somewhat similar to each other at the level of motivational organisation: the depiction of earthly life as a dream and death as the awakening; the motif of ringing and harmony, referring to the theme of creativity; the motif of sensory perception of the earthly world through physical love; or the motif of the path and life as a directed movement. In the early texts, memories of past lives and existing before birth are painted in harmonious tones, while in later poems it is eschatological motifs that come to the fore. In addition, in the poems titled “A Memory” and “The Lost Tram”, the theme of network psychosis is metaphorised; it becomes a way to tell about the experience of one lived life, included in a wide mythopoetic context. It is interesting that the mystical property attributed to memory to overcome the boundaries of life is consistent with a number of modernist concepts of culture (Aby Warburg, Thomas Stearns Eliot, and Osip Mandelstam), implying the resurrection of past eras. Thus, Gumilev’s appeal to the theme of metempsychosis can be placed in the context of the idea of ‘cultural synchronicity’.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2022, 15; 119-128
1427-9681
2353-4834
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
Tytuł:
Птичий Рай: о судьбе райских птиц на Руси в Новое время
Autorzy:
Кузнецова, Ольга
Powiązania:
https://bibliotekanauki.pl/articles/2034781.pdf
Data publikacji:
2021-12-23
Wydawca:
Uniwersytet Łódzki. Wydawnictwo Uniwersytetu Łódzkiego
Tematy:
райская птица
книжная и народная культуры
Новое время
топос рая
эклектичность
bird of paradise
high culture and folk culture
Modern Times
the Garden of Eden topos
eclecticism
Opis:
Статья посвящена истории образов чудесных птиц в русской культуре XVII—XVIII веков. На стыке Средневековья и pаннего Нового времени сирин, алконост, феникс, гамаюн и дру- гие райские птицы претерпевают метаморфозы: они сближаются, приобретают общие черты и в конечном счете начинают смешиваться в текстах и визуальной культуре. Кроме того, в круг райских птиц включаются реально существующие виды с ярким оперением или необычным го- лосом: павлины, канарейки, попугаи, снегири. Этот новый «птичий пантеон» возникает под вли- янием перехода от средневекового книжного мышления к новому, рационалистическому, и од- новременно при переходе образов из элитарной культуры в массовую. Народное воображение создаёт идеализированный топос рая с лубочно-яркими персонажами и их диковинными свой- ствами: гротеск в этом художественном пространстве служит для усиления экспрессии. В то же время в литературе гиперболические описания птиц уходят в сферу комического: с помощью чрезмерных характеристик персонажи басен и публицистических произведений высмеиваются (ворона с «ангельским» голосом, в павлиньих перьях и др.).
The article discusses the model of synthesising literary images (eclecticism) with reference to the history of birds of paradise in Early Modern Russia. In medieval Russian books, legendary birds (Sirin, Alkonost, Phoenix, Gamayun, etc.) are depicted and described with their individual characteristics. Some of them have human features (anthropomorphism), others have no legs and never sit on the ground; some can heal, others can be reborn; some fascinate with their singing, others control the elements. In medieval culture, the images of these miraculous birds almost never merge. In the Early Modern Russian culture, a new “bird pantheon” is being created, the representatives of which are united on a twofold basis: external splendour and special properties of voice. The pantheon includes both characters of medieval legends and real-life birds, especially exotic ones, with which the Russian people begin to get acquainted then, mixing truth and fiction in stories about them. Birds of the “paradise pantheon” replace each other and are being combined. The symbolic paradise in folk culture becomes a space in which their various features are permitted to interact. The hyperbolisation of brightness, beauty and magical properties is perceived in this context as natural and harmonious, and various birds, getting into the “pantheon”, lose their individual characteristics and acquire features of their “neighbours”. In a drawing a parrot is called a peacock. A canary and a parrot in a wood carving look like a rooster. Gamayun and Alkonost become anthropomorphic (like Sirin) and acquire peacocks’ tails. The Sirin’s images bear the inscription “Pharaoh”, because the siren (sirena) is called “faraonka” in the Russian culture. However, the same eclecticism of images and features receives an ironic interpretation in fables and journalistic genres of the 18th century. The enumeration of beauties and wonders turns into grotesque, the multiplication of birds’ names, where a peacock and a crow, a parrot and an eagle appear alongside, leads to ridiculing the overall image. The parrot and the raven can replace each other in different translations of a fable because both of them have the ability to speak, but the expectation of a beautiful singing from the crow is a subject of a comic story. Alexander Shishkov enhances the confusion, naming not only well-known allegories (the parrot as a stupid chatterbox and imitator; a crow in peacock’s feathers), but also turning the narrative (a peacock in a crow’s feathers). Beautiful and great things become comic and ridiculous in the new culture, but remain relevant in modern kitsch.
Źródło:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica; 2021, 14; 9-16
1427-9681
2353-4834
Pojawia się w:
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
Dostawca treści:
Biblioteka Nauki
Artykuł
    Wyświetlanie 1-2 z 2

    Ta witryna wykorzystuje pliki cookies do przechowywania informacji na Twoim komputerze. Pliki cookies stosujemy w celu świadczenia usług na najwyższym poziomie, w tym w sposób dostosowany do indywidualnych potrzeb. Korzystanie z witryny bez zmiany ustawień dotyczących cookies oznacza, że będą one zamieszczane w Twoim komputerze. W każdym momencie możesz dokonać zmiany ustawień dotyczących cookies